Если у меня тебя заберут

Серое трехэтажное здание вызывало у меня приступ тошноты. Вот и все. Десять вечера, он там, на втором этаже, с горящим светом в кабинете. Ублюдок собирается делать это прямо здесь? Что в голове у этого извращенца, даже думать боюсь.

Поднимаюсь по ступенькам, преодолевая одну за одной. В моем состоянии это оказывается намного сложнее. Я дрожу. Сердце буквально выскакивает из горла, пока я поднимаюсь по крыльцу. Делаю шаг и тянусь трясущейся рукой к ручке двери, как вдруг слышу позади себя визг тормозов. Обернувшись, вижу, как из только что подъехавшей Бэхи со стороны водительской двери вылетает Чиж. Буквально в две секунды преодолевая расстояние между нами, он захлопывает входную дверь прямо перед моим носом. Шокированная, до сих пор не могу поверить, что это он. Стою как вкопанная, а по лицу слезы.

Чиж смотрит на меня. В его глазах столько злости. Он проходится напряженным взглядом по моей фигуре, застывая на чулках.

– Куда?! Куда собралась?! – рычит, больно хватая меня за шею. Сжимает так больно. Его голос словно натянутая струна. В его глазах ни капли нежности, как раньше. Разочарование и даже презрение. Он знает? Тогда почему так смотрит на меня? Разве не понимает, что я хочу сделать это ради его спасения?

Чиж

Я как чувствовал. Стоило выйти из здания СИЗО, рванул в тачку, на которой приехал Олег. Все, что сейчас происходило, было полной неожиданностью. Подумать только, час назад я едва не замочил ублюдка Мороза, когда он заявил мне об Алене. Спасло только то, что браслеты все это время были на моих руках. Иначе натворил бы такого, что точно на пожизненное сел.

Чертов Мороз. Развести меня решил. Знал, что меня уже выпускать надо, решил напоследок вывести.

Прыгнул в тачку и погнал к зданию мусарни. Не знал, просто по интуиции рванул именно туда. А когда увидел ее, поднимающуюся по ступенькам в этих шл*ханских чулках, вены жгутом стянуло. Думал, разорву к чертям всех.

Схватил ее, злой на нее, п*здец. За самоуправность ее, за наивность. Буквально потащил за собой в тачку. Знал, если сию секунду не свалим отсюда, покрошу Мороза на кусочки.

Втопил педаль газа в пол, руль сжал и пялюсь на дорогу. А самого побрасывает от нервов. Чувствую ее взгляд, слышу тихие всхлипы. Бл*ть, и повернуться, посмотреть себе не разрешаю. Не хочу пугать, больно делать. Просто нужно выпустить пар.

Домчался до дома за пять минут. Вышел из машины, обошел ее и дверь открыл. Сидит, смотрит на меня.

– Выходи, – прорычал. Она в слезы, качает головой. – На х*р все, – ломанулся по лестнице наверх.

Слышу, идет следом. Стоило переступить порог, сгреб ее, к стене прижал.

Смотрю в ее глаза заплаканные, от нее алкоголем за версту. Как представлю, сколько за это время пережила, придушить себя хочется.

– Снимай, – вырвался из груди рык.

– Что? – подбородок дрожит.

– Чулки снимай. И больше эту дрянь чтобы не видел на тебе.

Кивает. Стягивает одежду, сбрасывая обувь.

Беру ее за подбородок, в глаза ее всматриваюсь.

– Что же в твоей голове, Ляль? Ты действительно думала, что мне это поможет? – скривился. Одни только мысли об этом кислотой обжигают.

Дрожит вся, губы свои красные кусает.

– Прости, но он сказал, что тебя убьют, что издеваться будут, если я не сделаю…

Прислонился лбом к ее. И понимаю ведь, что сделала бы. Наступила себе на горло, уничтожила себя, но пошла бы на это ради меня. Чего-то подобного я и боялся всегда. По этой причине постоянно отшивал ее. Рядом со мной всегда будет опасно. С таким, как я, каждый день по грани.

Плачет, а мне самому хоть вой. Быть беспомощным – самый огромный мой страх. Отца не было рядом с самого детства, мне приходилось стоять за себя самому. На улицах только один закон: либо ты, либо тебя. И я выбрал роль агрессора. Чтобы ни одна падла не позволила себе подойди и как-то навредить мне или моим близким. Это я уничтожал, я ломал и крушил все вокруг, даже не заметив, как сам стал той самой падлой.

Я добился многого. Я стал тем, чьего имени боятся. А сегодня я не смог сделать ничего. Позволил ей пройти через этот ад. Она же шла на это добровольно. Какая мясорубка должна была быть внутри нее, чтобы Ляля созрела до такого решения. Я понимаю, что принятый ею алкоголь – лишь средство заглушить боль и придать храбрости. И поэтому этот запах еще больше раздражает меня, заставляет чувствовать себя полным дерьмом.

– Больше никогда так не делай, ясно тебе? – подцепил пальцем подбородок, стер с лица слезы.

Она молчит, в глаза мои смотрит неотрывно.

– Больше никаких жертв. Я дохну – ты живешь дальше.

– Не говори так, – хриплым голосом, сглатывает. – Ты хочешь, чтобы я была в безопасности, но каково будет мне знать, что тебе плохо?

– Ляль, – убрал с ее лица волосы. – Меня не так просто убить. Тобой воспользуются и выкинут. Воспользуются для того, чтобы сломать меня. И ты – единственный способ сделать мне больно. Его больше нет…

Ее лицо кривится в гримасе боли.

– Он говорил такие ужасные вещи… я не…