Если вчера война...

По большому счету, высокотехнологичное орудие уничтожения противников истинной демократии из далекого будущего, каковым и являлся эскадренный миноносец УРО «Макфол», оказалось для СССР образца сорокового года классической «вундервафлей»,[5] не имеющей особого смысла в данной исторической реальности. И Сталин это, похоже, прекрасно понимал. Как хорошо понимал и разобравшийся, что к чему, будущий герой Советского Союза адмирал Николай Герасимович Кузнецов, в июне 1941 года — ТОГО сорок первого года! — решившийся, по примеру генерал-майора Захарова, игнорировать приказ не поддаваться на провокации и за день до немецкого нападения приведший флот в полную боевую готовность.

В тот раз это позволило ВМФ не потерять в первые дни войны ни одного корабля, подводной лодки и самолета морской авиации и ответить противнику организованным сопротивлением.

Повторится ли подобное и сейчас, не знал никто, поскольку до роковой даты оставалось ещё более десяти месяцев.

Вестибюль Военно-технической академии РККА подавлял своей монументальностью и неброской роскошью, оставшейся еще с тех прежних времен, когда она была Михайловской академией, образованной на основе офицерского артиллерийского училища в 1855 году.

И два красноармейца в повседневной полевой форме с тощими вещмешками смотрелись в этом потихоньку увядающем старорежимном великолепии несколько чужеродно. Немудрено, что молодые ребята, едва обменявшись случайными взглядами, потянулись друг к другу.

Наконец один из них, невысокий паренек с пышной шевелюрой, не выдержал:

— Тебя тоже выдернули незнамо куда и ничего не сказав?

Второй чуть помедлил, затем пожал плечами:

— Ну да, вроде того. А что?

— А то, что тогда давай знакомиться. Миша. Калашников. — Парень протянул раскрытую ладонь.

— Женя. Драгунов. — Широко улыбнувшись, протянул руку второй.

Представитель ГАУ пнул запыленным сапогом увесистый хвостовик разорвавшегося реактивного снаряда. Обломок тонкостенной трубы с разлохмаченными взрывом краями и покореженными остатками хвостового оперения соскользнул во внушительную воронку с иссушенными тротиловым жаром стенками. Неподалеку лежал совершенно развороченный корпус «БТ» без башни: прямое попадание. Чуть поодаль — еще один, внешне не поврежденный, но со множеством разнокалиберных пробоин: тринадцатимиллиметровая броня не смогла противостоять разлетающимся осколкам 132-мм снаряда «М-13».

Засыпанный ход сообщения, дымящиеся бревна на месте блиндажа и ДЗОТа, перевернутый близким взрывом бронеавтомобиль без башни — картина разрушений, причиненных все лишь одним залпом из трех установок, весьма впечатляла.

— Что ж, неплохо, товарищи. Несмотря на рассеивание и невысокую кучность, все цели поражены. Думаю, отчет будет полностью положительным. Товарищ Костиков, товариш Королев, постарайтесь в кратчаишие сроки уменьшить показатели отклонения по дальности и фронту хотя бы втрое. Согласитесь, двести пятьдесят метров — это все-таки многовато. Сергей Павлович, я понимаю, что, учитывая недавние события, вам сейчас очень нелегко, но это необходимо сделать, и сделать быстро. Кроме того, руководство артуправления просит рассмотреть возможность создания пусковых установок с количеством направляющих не менее двадцати-тридцати, возможно, собранных в единый пакет на поворотной станине и гусеничном шасси. Серийной сборкой пусковых установок будет заниматься Воронежский завод имени Коминтерна, производство уже налажено, необходимые для первой партии колесные шасси поступили, так что поторопитесь, товарищи.

Глава 16

Москва, площадь Дзержинского, осень 1940 года

Сегодня у Крамарчука, чуть ли не впервые за последнее время, был выходной. Между прочим, вполне заслуженный. Напряженная работа, по большому счету, закончена, все, что мог, он изложил в письменной форме, изложил, руководствуясь отнюдь не принципом «бумага все стерпит». Проштудировал местный устав и несколько учебников по тактике и стратегии ведения сухопутной войны, припомнил собственное обучение и полученный за годы службы опыт. Ну и попытался в некотором роде объединить свое «попаданческое послезнание» с нынешней реальностью еще не свершившихся событий.

Насколько ему это удалось, подполковник не знал, но несколько раз его возили на встречу с членами недавно организованного ГКО и крупными военачальниками, среди которых он с радостью заметил и Захарова. Последний, похоже, тоже был искренне рад встрече с «земляком» и в перерыве заседания даже панибратски хлопнул по плечу: «Ну что, подполковник, теперь повоюем, ага?»?