Если вчера война...

Подполковник потянулся. До обеда еще пара часов, может, вызвонить Верочку да пойти пройтись? А что, вроде неплохая идея. Крамарчук встал и, подойдя к столу, поднял трубку телефона (о своем обещании Сталин, естественно, не забыл, телефон установили на следующий же день после возвращения Юрия с Кунцевской дачи), набрав цифры внутреннего номера.

Ну да, именно так. После памятной встречи с Вождем многое изменилось. Было ли это распоряжением Самого или единоличным решением Берии, но больше Крамарчук не был заперт в четырех стенах. Отныне ему разрешалось свободное перемещение в пределах здания комиссариата, недолгие прогулки во внутреннем дворе и посещение местной столовой, где он теперь завтракал, обедал и ужинал. Кроме того, ему — страшно сказать! — разрешили выход в город, правда, в компании майора или, что радовало куда больше, «сержанта Верочки». Девушка к этому времени уже была в курсе кто он на самом деле (Юрий примерно представлял, какие запретительные документы ей пришлось перед этим подписать), и смотрела на него совсем другими глазами. Поскольку никаких особых распоряжений насчет нераспространения сведений о будущем ему никто больше не давал, подполковник по мере сил отвечал на ее многочисленные наивные вопросы. Естественно, избегая любых подробностей, — еще не хватало выслушивать от Берии нотации в духе: «Тебе что, делать нечего, ты чего девке порассказал?» Да и вопросы эти по большей мере касались исключительно бытовых моментов жизни будущих поколений, музыки, женской моды и всякого тому подобного.

Прогулки, увы, были нечастыми, но после нескольких проведенных взаперти месяцев любая из них казалась Юрию тем самым хрестоматийным глотком свежего воздуха. Да и Москва сорокового ему и вправду нравилась, благо было с чем сравнивать.

Вера появилась минут через двадцать. К этому времени подполковник уже успел переодеться, сменив обычный китель на «выходной», с тремя эмалевыми прямоугольниками на малиновых петлицах. Ага, капитан госбезопасности, никак не меньше. Выходить в город в форме без знаков различия ему, само собой, запрещалось, а вот было ли это липовое, по сути, звание[6], некой шуткой со стороны Лаврентия Павловича или совсем наоборот, он не знал. По крайней мере, в здании наркомата китель с петлицами носить не разрешалось, а вот в городе — пожалуйста. Кто придерется, Увидев неспешно прогуливающихся по столичной улице капитана ГБ под ручку с сержантом из той же конторы? Ясно, что никто. Идут себе и идут. Может, выходной у людей, в кино, например, собрались или в театр, а может, они и вовсе женаты.

В кино Крамарчук, к слову, пару раз сходил. И разочаровался. Пожалуй, единственными более-менее нормальными картинами были лишь комедии да все те же классические «Дети капитана Гранта», остальное представляло собой не слишком оригинальную, а местами и откровенно туповатую агитку на тему «как мы им вломим, если они к нам сунутся» или «шпиону — собачья смерть».

Подполковнику, знающему, как все произошло на самом деле, смотреть подобное было неинтересно и даже в какой-то мере неприятно. Спасало лишь общество Верочки. Хорошо, хоть с деньгами особого напряга не было: перед каждым выходом в город майор просто выдавал ему некую сумму, вполне достаточную даже для того, чтобы сводить девушку в не слишком дорогой ресторан. Самое интересное, что при получении денег Юрий расписывался во вполне официальной приходно-расходной ведомости, не особенно, впрочем, вдаваясь в то, на каком основании и за какие заслуги ему платят. Поскольку остаток денег с него никто не требовал, через месяц Крамарчук накопил вполне приличную сумму — Вера оказалась более чем скромной в своих запросах и не разрешала «товарищу капитану госбезопасности» особенно сорить деньгами.

Вошедшая в комнату миловидная сержант выглядела, как всегда, на все сто. И где-то даже сверх этого — с некоторых пор Крамарчук начал замечать, что Верочка стала больше пользоваться косметикой. Хотя, конечно, понятие «косметика» образца сорокового радикально отличалось от аналогичного начала будущего века. Робкая помада на губах, едва заметно подведенные брови и легкий аромат обязательной «Красной Москвы». Все. Большее считалось вульгарностью и мещанством, и Юрий, как ни странно, во многом был с этим гласен. О килограммах наносимой на лицо «штукатурки» сомнительного происхождения и флаконах выпиваемых перед выходом на улицу духов здесь, к счастью ещё не слышали, чему подполковник был искренне рад. Совершенно искренне.

— Здравствуйте, Юрий Анатольевич. — Вера потупилась. - Вызывали?

— Да, Верочка, проходите. Как вы смотрите на небольшую прогулку по городу? А то я что-то совсем уж засиделся. Сегодня воскресенье, выходной, а вы все тут. Прогуляемся немного?