Если верить Хэрриоту…

Собственно, Рейхстагом именовали соседнее с нашим общежитием здание, похожее на своего всем известного тезку как две капли воды степенью разрушенности и запущенности — создавалось впечатление, что в него тоже неоднократно попадали осколочные снаряды. Возможно, именно поэтому наши предшественники и окрестили так трехэтажный каменный дом, сохранивший кое-где признаки дореволюционной постройки. Стоял он посредине огромного запущенного парка, который зарос настолько, что напоминал девственный лес. Всего несколько троп пересекало его в разных направлениях. Большинство шло мимо Рейхстага к приземистому деревянному зданию барачного типа, где на первом этаже помещалась библиотека, а на втором и поселили первокурсников зоофака. Первое время было жутковато ходить ранним утром или поздним вечером по парку-лесу мимо развалин, но потом мы привыкли.

Прежде чем продолжать, хочу сказать еще несколько слов о нашем доме. Он казался ровесником Рейхстага и поражал не ветхостью, а какой-то уникальной древностью, словно и впрямь пережил не одну войну и революцию. Старый барак стоял на земле прочно, как последний местный житель среди толпы приезжих. Сплошь деревянный, строенный, казалось, без единого гвоздя, он зорко следил за порядком — сквозь тонкие стенки можно было хорошо слышать все, что говорилось в соседних комнатах, а ступеньки широкой лестницы, ведущей на второй, жилой, этаж, скрипели на разные голоса, издалека предупреждая о визитерах.

Мы едва успели обжиться, как нас тут же включили в работу. Хороший зоотехник должен уметь все — генерал тоже начинает службу простым солдатом. Хозяйство в Стенькине было большим, и каждый обязан был успеть побывать везде.

Я оказалась в числе тех, кто начал знакомство с сельской жизнью с дойного стада. На второй день по приезде нас, первую группу практикантов, повели в молочный комплекс, расположенный в полутора километрах от общежития.

Еще на подходе к ферме в воздухе появился и стал с каждым шагом усиливаться странный кисловатый запашок. Сперва мы все дружно морщились и отворачивались, но, пропитавшись им до основания, перестали обращать внимание. Как выяснилось довольно скоро, ничего страшного в этой вони не было — так пахнет обыкновенный силос. Впоследствии я даже нашла этот аромат по-своему приятным и, приезжая потом в Стенькино, вдыхала его с удовольствием.

Следуя послушно, как телята за пастухом, за вышедшим к нам бригадиром, мы прошли длинным коридором, напоминавшим больничный своей пустынностью и кафельным полом. Что нам говорили по дороге, никто не слушал — мы пытались притерпеться к новым запахам, среди которых силосный дух оказался далеко не самым слабым. Совсем как в больнице, нас переодели в белые и голубые халаты и допустили в святая святых — в коровник.

До сего дня мое знакомство с фермами ограничивалось книгами Джеймса Хэрриота. Но первого же взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: мое мнение явно ошибочно. Действительно, «в учебнике об этом не говорилось ни слова»^[1].

Вокруг был сплошной бетон — пол под ногами, стены и неожиданно высокий потолок. Совершенно одинаковые, на неискушенный взгляд новичка, коровы рядами стояли вдоль бетонных же кормушек, одинаково повернув головы в одну сторону — туда, откуда медленно полз трактор-кормораздатчик. Сыпавшийся в кормушки силос и источал тот самый запах.

От постоянного гула трактора и включившегося, как нарочно, в тот же самый миг навозоуборочного транспортера в двух шагах ничего не было слышно. Мы и не слушали — только глядели во все глаза и краем уха ловили обрывки рассказа бригадира о том, как замечательно все тут автоматизировано. Отвлекшись на новые впечатления, мы сами не заметили, как нас распределили по рабочим местам.

Моей наставницей стала доярка, разрешившая звать себя просто Тамарой, — ей было чуть за тридцать. Я здесь оказалась временно — пока у ее сменщицы выходной. И мне сразу же объявили мои обязанности: подавать, подносить, убирать — короче, быть на подхвате. Но пока меня следовало научить доить — до начала дневной дойки оставалось несколько минут.

Впрочем, как выяснилось, дело это несложное — в теории. Достаточно было правильно присоединить аппарат к вымени, а потом вовремя снять его — остальное за меня сделает техника. Но на все давалось от силы три минуты.

Пока Тамара объясняла, дело представлялось довольно легким, тем более что нас уже знакомили с устройством доильного аппарата. Но действительность разрушила эту иллюзорную простоту.

Началось с того, что я запуталась в шлангах. Оба — для молока и для вакуума — были длиной метра в три, как мне сперва показалось. Стремясь как можно скорее избавиться от прозрачных толстых змей, мешавших сделать и шаг, я дотянулась до молокопровода и подключила аппарат задом наперед. То есть молочный шланг к вакууму, а вакуумный — к молокопроводу. Хорошо, не успела надеть сам аппарат на корову, иначе дело кончилось бы в лучшем случае маленьким коротким замыканием от попавшего в мотор молока.