Если верить Хэрриоту…

Тех напутствовали едкими замечаниями — так уж получилось, что среди первых оказались в основном парни. Все еще млеющая корова продолжала пребывать в состоянии блаженства и не замечала, что там возле нее творят, а потому только самому первому пришлось туго под десятками испытующих взглядов. Но после того, как трое первых благополучно сдали зачет, остальных словно прорвало. Всем как-то сразу захотелось попробовать, тем более что делать было, по существу, нечего. Кончиками пальцев слегка раздвигаете щель под хвостом — главное, не перепутать, — и рука, одолев короткое первое сопротивление живой плоти, словно проваливается в бездонное нечто, мягкое и упругое, будто жидкий клей. Кажется, что в корове не может быть столько свободного пространства, но чуть продвинешь руку дальше, и пальцы упираются во что-то твердое. Все. Можешь вынимать руку и уступать место следующему. Дел на полминуты.

Очередь двигалась быстро и без происшествий, пока не дошла до Сейфу Мурадалиева. Лягушачий хирург обладал уникальными кулаками — величиной с детскую голову. Сложение у него было соответствующее — глядя на него, как-то сразу вспоминались батыры, с которыми приходилось сражаться Илье Муромцу и другим былинным витязям. Подойдя к корове, он не стал тратить время на упражнения с пальцами, а просто сильным рывком, рассчитанным на то, чтобы пробить и кирпичную стену, вогнал кулак внутрь коровы.

Поражены были все. Наши доморощенные остряки не сразу смогли прокомментировать это событие, а корова, явно не ждавшая ничего подобного, дернулась, выгибаясь дугой и задирая хвост. Из плотно сжатых челюстей ее вырвался не то вздох, не то утробный стон, глаза выпучились, а на морде появилось выражение, которое я до сих пор не могу описать. Когда недоумевающий (что он такого сделал, что заставил всех понимающе смеяться?) Сейфу вытащил свой кулак, она так и не переменила позы испуганной кошки и продолжала смотреть в никуда остекленевшими глазами.

— Готова, — определил Андрей Попов.

К тому моменту, как нам пришла пора уходить, она еще не полностью оклемалась, и по возвращении в институт эта история стала известна всему курсу. Ее даже рассказывали в общежитии, превратив в анекдот.

Но на алтарь науки не только приносились подобные жертвы. Не все время студенты по неопытности и наивности превращали жизнь животных и преподавателей в кошмар. Порой им удавалось отыграться.

Одну такую историю долго передавали из уст в уста, рисуя карикатуры на главных действующих лиц. Предмет ветеринарии у нас вел профессор Никитенко, заслуживший кличку Циклоп благодаря неуживчивому характеру и, главное, отсутствию одного глаза. Никитенко ездил с нами на каждую практику. Мы его не слишком любили за излишнюю, с нашей точки зрения, въедливость и требовательность, но уважали за то, что он лучше кого бы то ни было умел добиться для практикантов человеческих условий проживания, питания и тарифов оплаты труда. Кроме того, он все-таки отлично знал свой предмет.

Во время одной такой поездки его между делом попросили помочь местному ветеринару кастрировать молодых хрячков. Большую часть дня, если нет проблем, руководителю практики делать нечего, и Циклоп согласился. Взяв с собой нескольких парней поздоровее — удержать хрячка дело далеко не шуточное, — он отправился на свиноферму.

Именно эти ребята, ставшие невольными свидетелями события, и поведали, что произошло там.

Видимо, у местного ветеринара не доходили руки до свинофермы, потому что «хрячки» оказались здоровенными зверями, уже вполне взрослыми и настроенными весьма решительно. Они вовсе не желали мириться с тем фактом, что кто-то собирается вмешаться в их личную жизнь, и к операции их готовили истинно зверскими способами: ловили и прикручивали каждую поросячью ногу к ножкам специально принесенного стола. Лишенные таким образом подвижности да еще и перевернутые вверх брюхом для удобства ветеринара, хрячки один за другим становились жертвой операции.

Так дело продолжалось, пока очередь не дошла до последнего. Как нарочно, это был самый крупный хряк, из тех, с кого можно смело лепить скульптуру дикого кабана. Он перерос всех своих собратьев и, несомненно, был заводилой. Когда его наконец загнали в угол, о том, чтобы перевернуть его на спину и привязать к ножкам стола, как остальных, нечего было и думать. А поэтому стол, не долго думая, надели на него сверху. И пока пытались привязать его лапы к ножкам, Циклоп уселся на столешницу верхом.

И тут-то кабан показал, на что он способен. То ли наш ветеринар оказался слишком тяжел и придавил свое необычное седло, то ли сам зверь был слишком крупным, но только стол наделся на кабана так прочно, что обошлись без привязи. Почувствовав на спине дополнительную тяжесть, хряк рванулся, без труда раскидал пытающихся удержать его людей и поскакал прочь. Вместе со столом и сидевшим на нем Циклопом.