Если верить Хэрриоту…

Вы когда-нибудь видели ожившую конную статую? Сходство полнейшее! Я чуть не закричала, прячась за спинами наших ребят, но на помощь мне пришли конюхи. Вообще-то им дела не было до кучки студентов — нас редко где принимают всерьез, — но игреневый тяжеловоз, погнавшись за моей сумкой, сдвинул с места телегу, мешая им работать. Один из конюхов натянул вожжи, останавливая махину, и для верности прикрутил их к крюку, торчавшему из стены.

— Вот, Галочка, как к лошадям лезть, — сказали мне ребята, но я уже забыла о мелкой неприятности и в числе первых ринулась дальше по проходу, обходя телегу.

В том отделении конюшни, куда мы зашли, стояли тяжеловозы. Во ВНИИКе ведь долгое время была ферма дойных кобыл. Здесь доили русских и советских тяжеловозов, получая от некоторых рекордные удои молока. Чемпионкой породы по праву много лет считалась рыжая кобыла советской тяжеловозной породы Рябина, давшая за лактацию более двух тысяч литров молока (обычный удой составляет от силы полторы тысячи). Дойное стадо тоже сейчас находилось на пастбище, а тут нас встречали лишь мерины, коих, к сожалению, в хозяйстве было почти столько же, сколько и кобыл.

В отличие от более изящных и подвижных тракенов — все-таки верховая лошадь! — тяжеловозы неподвижно стояли в казавшихся слишком тесными для них денниках, повернув головы к двери. Они лишь позволяли смотреть на себя, но сами не спешили сделать ни одного шага к сближению как в прямом, так и в переносном смысле. Ну, еще бы! На любом из них почел бы за честь прокатиться сам Илья Муромец! Что им до нас, простых смертных!

Лишь один обитатель этих мест выгодно отличался от них и видом и нравом. Пятым или шестым в ряду стоял маленький, невероятно толстый мышастый пони, заросший угольно-черной лохматой гривой так, что ее хотелось остричь прямо сейчас. Из копны спутанных волос в мир высовывались только ноздри и губы. Остальное давно и безнадежно потонуло в дебрях волос. По сравнению со своими соседями он казался маленьким и жалким, и мы облепили решетку его денника, как мухи сладкую приманку.

Пони стоял совершенно неподвижно, даже не шевеля хвостом, пока наши руки не принялись его гладить. Тут он словно очнулся от сна и вскинул голову, отбросив челку назад. Мы увидели два внимательных черных глаза и оскал крепких желтоватых зубов. Всем своим видом мышастый жеребчик давал понять: «Осторожно! Я кусаюсь!»

Спасибо за предупреждение! Руки тут же убрались, и мышастый, словно заведенная игрушка, снова опустил голову, прячась за челкой.

— У нас до сих пор действует секция пони-клуба, — подошла к нам Светлана Петровна. — Пони мы разводим сами, а это производитель.

— Мы зайдем к пони?

— Если останется время, — загадочно изрекла помощник начкона и повела нас назад.

Мы прошли всю конюшню поперек и вышли на воздух. Давая нам время прийти в себя, наши наставники вели разговор о содержании лошадей и перспективах изменений в хозяйстве. Видимо, они надеялись, что мы будем прислушиваться к их словам и почерпнем что-нибудь полезное. Похвальное, но наивное стремление! Нас больше интересовал окружающий пейзаж.

Прямо перед нами было сразу два загона. Один из них оказался заводским ипподромом, который мы уже видели краем глаза, перед тем как нырнуть в недра маточника, теперь мы стояли возле него. Второй оказался левадой, где кучкой бродили годовалые кобылки — еще по-жеребячьи высоконогие, изящные и хрупкие, но уже по-взрослому крупные и статные. Шататься без толку, как человеческим подросткам, им, видимо, наскучило, и они столпились у ворот, терпеливо ожидая, когда их уведут назад. Как я узнала на своем опыте впоследствии, это впечатление обманчиво: на самом деле для молодняка окончание прогулки — развлечение. Пока же мы разглядывали друг друга с одинаковым любопытством. Большинство кобылок было гнедыми, вороными и бурыми, и лишь одна игреневой масти. Ее светло-желтая гривка вилась, словно завитая на щипцах.

— Это группа рабочего молодняка. — Заметив, что приковало наше внимание, Светлана Петровна бросилась спасать свой престиж экскурсовода. — Они не выгуливаются на пастбище, все лето проводят в работе и на будущий год отправляются на предварительные соревнования для двухлеток… Вот, пожалуйста, поглядите!

Она указывала на дорожки ипподрома, по которым навстречу нам ровной рысью шел в качалке гнедой двухлетний рысак-неук (неуками называют лошадей, еще не прошедших всех азов тренинга или выездки). Наездник вел его твердой, опытной рукой, но мы, горя желанием поближе посмотреть на тренировку, возможно, будущего чемпиона, всем скопом бросились к загону. Заметив летящую чуть ли не наперерез толпу, рысак засбоил, споткнулся и вместо прекрасной рыси поскакал самым обыкновенным галопом. Он только что не заржал, испугавшись столкновения. Наездник прогнал его мимо нас, повисших на заборе, как мартышки, галопом и, уже удаляясь, попытался выровнять ход.

А нас, возмутителей спокойствия, силком потащили дальше. До пони-клуба, конюшни института и дойного стада кобыл было далековато, но кое-что еще нам показать обещали.