Если влюбишься - молчи!

– Перестаньте! Я не могу быть спокойна! Я не буду спокойна до тех пор, пока мне не позвонят! Тогда я отнесу им ключи, а потом… – она запнулась и беспомощным взглядом посмотрела на подруг: – Пусть отец убьет меня или… я сама…

– Сама? – Анжела вдруг сменила сочувствующий тон на насмешливый. – Ну-ну! А чего ждать? Давай прямо сейчас, и «Волга» цела будет!

– Анжелка! С ума сошла! – дернула ее за рукав Оксана, глядя, как Юлькино лицо приобрело совсем синюшный оттенок. – Юль! – бросилась она к подруге. – Не слушай ее, она пошутила. А ты, – со злостью обратилась она к Решетиловой, – неужели не видишь разницы между машиной и кулоном?

– А неужели вы не видите, что я, как и вы, тоже нервничаю и боюсь? – Анжела закусила губу, и Оксана поняла, что так оно и есть. – Я тоже могу слечь в постель, потому что подозреваю – ему может показаться мало моего кулона.

– Ему? – переспросила Юлька. – Ты его знаешь?!!

– Н-нет, – решительно помотала головой Анжела, – я имею в виду… ну… того, главного… Вон, Ксанке уже второе письмо прислали… почему бы и с меня еще чего-нибудь не запросить. Ключи от квартиры тети Наташи, например. Все знают, что мамина родная сестра – крупный предприниматель, бизнеследи.

– Ну тебя, Анжелка! – махнула рукой Оксана. – Придумаешь тоже… Юль, а Сашке больше никто не угрожал?

Теперь уже Юлька отрицательно помотала головой, а потом спросила Оксану:

– Помнишь, ты рассказывала, как за Веретенниковым шли «плевки»? Илюху опять избили?

– Нет, – Оксана хотела продолжить, но Юлька печально перебила ее:

– Но это еще ничего не значит. Могут и попозже отлупить.

– Нет, девчонки. Тут как раз оказалось все в порядке. Я Кепу расспросила. Он даже скрывать не стал. Тут, милые мои, любовь! Звонарева в своей спортшколе – первая красавица. В нее чуть ли не все «плевки» влюблены. Кепа, кстати, тоже. А тут наш Илюха встрял. Конечно, Оленька дала ему зеленый свет. Еще бы: голубоглазый, высокий, самый крутой «плевок» ему по пояс будет. В общем, Веретенников действительно дрался с целой кучей «плевков», но из-за пламенной любви к Ольге Звонаревой.

Анжела расхохоталась:

– Представляю это зрелище! Илюха и «плевки» – просто Гулливер среди лилипутов!

– Но, между прочим, ему здорово от них досталось, как и настоящему Гулливеру.

– Значит, наши «чернокурточники» не «плевки»… – проговорила задумчиво Юлька.

– Это пока не доказано окончательно, – возразила Оксана.

Анжела промолчала, глядя в окно.

Оксана с Пивоваровым, гуляя по городу, забрели в парк. Оксана, отщипывая от купленного для дома батона, кормила несчастных уток, которые последнее время, прибившись к людям, по своей утиной глупости почему-то не улетали на юг. Стояла уже самая поздняя осень, ввиду чего вода у берега была покрыта тонким ледком. Выбираясь на берег, утки ломали его лапами, которые наверняка при этом мерзли, но улетать в теплые края не спешили.

– Лень, как ты думаешь, они все-таки улетят или так и погибнут под снегом? – спросила Оксана, перевесившись через перила мостика поближе к уткам.

Пивоваров не ответил. Оксана вернула тело в нормальное положение и спросила снова:

– Ты зимой видел здесь уток?

У Лени было такое отрешенное от птичьих проблем лицо, что Оксана возмутилась:

– Да ты меня не слушаешь! О чем ты все время думаешь?

Пивоваров виновато посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Не молчи! – обиженно выкрикнула Оксана. – Я не сдвинусь с этого места и буду жить среди уток до тех пор, пока ты не расскажешь мне, что с тобой случилось.

Леня помолчал немного, потом невесело усмехнулся и сказал:

– Ладно, скажу. Это наше общее дело. Но… честно говоря, я в нем совершенно запутался, – и он пересказал ей разговор с Сохадзе.

– И ты… – Оксана встревоженно посмотрела ему в глаза. – Ты теперь ждешь, когда придут по твою душу?

– Дело в том, что я уже дождался.

– Чего? – у Оксаны от страха за него перехватило дыхание.

– Письма.

Оксана охнула и выронила в воду ощипанный батон. Утки радостно загомонили и всем выводком набросились на него. Они моментально растащили его на куски, а остатки выхватила у них из-под клювов огромная серо-черная ворона. Она уселась с куском размокшей уже булки на мостике прямо перед Оксаной, прижала его лапой к земле и, вместо того, чтобы есть, не мигая смотрела на девушку черной с белым ободком бусинкой глаза. Боясь поднять на Леню взгляд, Оксана спросила, как будто у вороны:

– Там что-нибудь ужасное?

Ворона, которая не знала ответа на ее вопрос, смущенно крякнула, видимо, научившись этому у уток, и опустила голову к булке.

– Для меня, конечно, ужасное, но и странное тоже, – тяжело вздохнув, ответил Пивоваров. – Сохадзе говорил, что от меня потребуют отказаться от тебя, а в письме почему-то другое.

– Ну что там? Не томи, Леня!

– Не поверишь… В письме говорится, что я должен как следует избить… Борьку Доренко.

– Доренко? Не может быть! Зачем?

– Я бы тоже хотел знать, но этого в письме не написано.

– Лень… А если ты не станешь его бить, тогда что? Впрочем, – Оксана выставила перед собой руки, будто заслоняясь, – если не хочешь, то не говори.