Все-таки к какому бы там меньшинству не относился Руслан, а человек он беззлобный, и парикмахер замечательный.
Ефим не заметил ни холода, ни самого взгляда.
— А кто их спрашивал? К концу вечера все были уже никакие. Можно было и не такое снять.
— И что же ты растерялся? — Инга не пыталась сдержать негодование. — Представляешь, какой был бы кадр! Прямо на первую полосу!
— У нас нет здесь поблизости монастыря? — Ефим напрасно искал поддержки у Тани и у Новикова.
Таня хоть и не была постоянной клиенткой Руслана, но ни с Ингой, ни с Ефимом ссориться не собиралась. А Новиков, явно, был не в восторге от идеи напечатать в газете фотографию двух целующихся мужчин.
— Слушай, Фим, ну правда. Ну пусть даже поставит шеф фотографию. А ты потом попробуй докажи, что свечку не держал. Скажи, тебе это надо?
Подумав, Ефим согласился, что лишние проблемы ему не нужны, и махнул рукой.
«Женщины меня не интересуют».
Неожиданно эта фраза приобрела иное значение и, к своему удивлению, Инга почувствовала легкое разочарование. Хотя потом Адонис говорил что-то о сексе вообще. Значит, все-таки двойник…
Вот только кто из них назначил встречу в «Южном небе». И главное — зачем?
Сиреневые заросли расступались перед Эрнистом. Какая-то неведомая сила влекла его вглубь Леса Прозрений. Красные ворота!
Эрнист вспомнил, куда влечет эта неведомая сила.
Там, за красными воротами, бесчисленные сверкающие радуги.
— Эрнист! Эрнист! — взрывался восторгом сиреневый лес.
Эрнист огляделся вокруг, но не увидел никого, кому они могли бы принадлежать.
Это не были голоса Многоликого Януса. Их нельзя было назвать приятными, но хотелось, чтобы никогда не смолкало это пульсирующее, громогласное «Эрнист, Эрнист…»
Озаренный внезапной догадкой, Эрнист прильнул ухом к одному из деревьев.
«Эрнист, Эрнист», — поднималось от корней к уходящей высоко в сиреневое небо вершине.
Эрнист притянул к себе одну из веточек, усыпанных трехлистными звездочками.
Листья и цветы не источали аромата. Все деревья в лесу были вылеплены из какой-то неживой застывшей массы.
Но это открытие совершенно не опечалило Эрниста, ведь красные ворота уже близко, а там, за ними, огромный сверкающий мир.
Чтобы поскорее оказаться у заветных ворот, Эрнист попытался ускорить шаг, но неведомая сила словно подчиняла себе все движения Эрниста, заставляла попадать в такт пульсирующему «Эрнист, Эрнист…»
Эрнист не заметил, как оказался в разноцветном тумане. Он подступил незаметно, а казалось, будто всегда окутывал Лес Прозрений. Эрнист и не подозревал, что существует столько цветов и оттенков, названия которых были ему неведомы.
Бесчисленные сверкающие радуги пронзили разноцветный туман.
— Эрнист! Эрнист! — пели бесчисленные радуги.
— Эрнист! Эрнист! — воплощались звуки в цвете и цвета в звуках, и хотелось раствориться без остатка в этом пульсирующем сиянии.
— Эрнист! Эрнист! — слепили пронзительно-яркие голоса, и только один из них, серо-голубой, ворвался диссонансом в опьяняющее сияние.
Думай об Избавление.
О каком таком Избавлении?
— Эрнист! Эрнист! — уводили сверкающие голоса глубже и глубже в Лес Прозрений.