– Я подумал, что ресторан уже закрыт, но вдруг у дежурной что-нибудь найдется. Они, дежурные, как проводницы в поезде. Вряд ли ночному гостю откажут. В общем, натянул я джинсы и вышел в коридор. Сворачиваю к лестнице – там темно. Видно, предполагается, что по ночам постояльцы спят и по лестницам не шастают. Вот, думаю, паразиты, экономят электричество, а о людях не думают.
Тем временем они уже оказались в номере Будкевича, и Рысаков начал беспорядочно бегать кругами, пытаясь отыскать синий пузырек. Таня тоже принялась бродить по комнате, и тут же споткнулась о полупустую дорожную сумку, которая валялась возле кресла. Внутри что-то металлически звякнуло.
«Интересно, неужели Алик возит с собой кастрюльки? – подумала Таня. – Может, это он только с виду такой крутой, а на самом деле обыкновенный язвенник и варит себе по ночам овсянку? Не зря же в сложной ситуации ему лекарство понадобилось». Таня села на корточки и заглянула в сумку. Там лежали какие-то папки и небольшой пакет. Стараясь не греметь, Таня раскрыла его и увидела… портсигары. Не было никаких сомнений, что перед ней лежали все исчезнувшие портсигары Курочкина. Это было настолько невероятно, что Таня чуть на села на пол. Вторая дикая находка за сегодняшний день! Застегнув сумку, Таня выпрямилась и растерянно посмотрела по сторонам. Тихон как раз вышел из ванной, сжимая в кулаке заветный пузырек.
– Вот он, – торжественно возвестил Рысаков. – Пошли!
Когда они отправились в обратный путь, он снова заговорил таинственным голосом, продолжая свою историю.
– Так вот, выхожу я, значит, на лестницу и руку сую в карман, чтобы зажигалку достать. В темноте-то брякнешься, костей не соберешь… И тут слышу быстрые шаги, а потом… в меня кто-то врезается на полном скаку! Я щелкаю зажигалкой и вижу, как мимо, словно привидение, проскальзывает Таранов! И вид у него такой… такой… жуткий! Лицо перекошено, глаза горят, зубы оскалены…
– С клыков капает кровь, – подсказала Таня, пытаясь унять нервную дрожь. – Врешь ты все, Тихон! Таранов может быть каким угодно, но только не жутким.
– Вот именно! – поддакнул Рысаков. – Я потому и перепугался до смерти. Мне даже показалось, что у меня сердце оторвалось и вниз упало. Правда, потом оказалось, что это я в испуге оступился и копчиком о ступеньку ударился. Было дико больно. Но этот страшный Таранов так и стоит у меня перед глазами. Хочешь верь – хочешь не верь!
– А дежурная его почему не видела?
– Не поверишь, но она спала! Головку так на книжку положила и похрапывала. В общем, выпить мне так и не удалось, зато нервы разошлись окончательно.
Таня не хотела принимать рассказ Тихона близко к сердцу, но образ жуткого Таранова, поднимавшегося ночью по темной лестнице, почему-то запал ей в душу. На Алика она теперь тоже не сможет смотреть, не думая о портсигарах, спрятанных в его дорожной сумке. Все это было так странно и необъяснимо, так дико, что хотелось просто махнуть рукой и обо всем забыть. Если бы не Курочкин, можно было бы и забыть.
– Как он? – спросила Таня Будкевича, когда они втроем наконец-то загрузились в директорскую машину.
Шофер выбросил сигаретку и плавно тронул машину с места. Они ехали узкими переулками, постоянно поворачивая то влево, то вправо. Ветер полоскал перед носом автомобиля тюлевую занавеску дождя. Небо успокоилось, отодвинувшись подальше от земли, и медленно покачивалось над головой, словно поверхность воды, на которую смотришь из глубины.
– Пока неясно. Видимо, поскользнулся, упал и разбил себе голову о камень. И зачем его в этот сад понесло – без зонта, без телефона?..
– Ну, к разбитой голове телефон все равно не приставишь, – философски заметил Тихон. – А когда он в этот сад на прогулку отправился, дождя, может, еще и не было.
– Выходит, он там долго пролежал, – заметила Таня. – Надо будет его после спектакля навестить. Тебе сказали, куда его повезут?
– Сказали, конечно, – нервно ответил Алик. – Чего не сказать? А вот что я Яблонской говорить буду, ума не приложу.
– А ты роль Серафимыча знаешь? – на всякий случай поинтересовался Тихон.
– Я все ваши роли знаю. Еще лучше, чем вы. Ты за себя волнуйся, весь костюм измочил.
Этим вечером спектакль был сыгран с таким блеском, что публика вызывала актеров на «бис» аж семь раз. Хотя происшествие с Курочкиным произвело на всех членов труппы тягостное впечатление, но в крови каждого из них бушевал адреналин, который в сочетании с профессиональным мастерством дал поразительный эффект.
– Ну, это уж слишком! – воскликнула Анжела, когда Будкевич в перерыве рассказывал обо всем, что случилось накануне спектакля.
– Он все время говорил, что у него предчувствие, – напомнила Белинда.
Эти слова смутили Таню, она опустила голову и даже покраснела. Она сразу же вспомнила, как гналась за Тарановым и как Курочкин неожиданно очутился прямо перед ней. Наверное, он не зря тогда ее искал. Возможно, хотел о чем-то рассказать, может быть совета попросить, а то и помощи. А она… Она не стала слушать и постаралась поскорее от него отделаться!