Читаем Если забуду тебя, Тель-Авив полностью

Я мысленно поменяла им пол и поняла, что веди себя так мужчина, я бы считала это как унижение и вербальное давление, переполнилась гневом и пожелала разбить его поганую рожу. А тут девочка кудрявая, полевой цветочек, разве что мухобойкой по жопе, и то будет абьюз и мизогиния.


2

Кабы я не была такой медленной и застенчивой, сделала бы серию фотографий «Девушка на коленях». Гуляя по Неве-Цедек вечерами, часто вижу в магазинных окнах юных коленопреклонённых продавщиц – у ног манекенов, возле нижних полок стеллажей, у витрин. Красивые, гибкие, лёгкие, они не выглядят рабынями, скорее, жрицами какого-нибудь симпатичного Гермеса. А сегодня утром встретила на Ротшильд нежную служанку другого божества: тонкая смуглая дева, держа в одной руке поводок большой собаки, опустилась на колено, долгим балетным движением протянула вторую руку и невыразимо грациозно подобрала с газона говно. Надеюсь, это к деньгам.

Возле скульптуры лётчика ждём с подругой девушку с красными волосами. Смотрю, вроде садится на скамейку позади нас – тоже худая и с малиновой прядью. Через мгновение её влюблённо обнимает такой же субтильный и крашеный юноша, и у меня мгновенно переворачивается мир: муж у неё вообще-то другой и у них вроде как идеальный брак!

– Успокойся, – говорит подруга, – это не она и вообще мальчик.

Ну слава тебе господи, всё идёт правильно в этом лучшем из миров. Про себя же подумала: будь я одна, могла выйти неловкость: подошла бы, и тогда этот запредельно оригинальное тель-авивское дитя узнало бы, насколько оно обыкновенно – что вот даже на улице путают.

По дороге от Азриэли позади нас шла стайка прелестных девушек и юноша, и мы мимоходом осознали ещё один аспект эволюционного механизма: здешние женщины кричат так ужасно, чтобы привлечь самца. Потому что маленькая белокожая блондинка, орущая, как самка бабуина, в конце концов добилась того, что две длинноногие подруги пошли по другой улице, а парень достался ей.

Вот, казалось бы, о чём говорят две шестнадцатилетние испанские нимфы, тающие в тель-авивских сумерках. Об экологии, революции и Карле Марксе. Единственное, чем мне удалось как-то подсобрать рассыпающийся шаблон – о коммунизме больше всего трещала та, у которой ноги кривые.

Благословенный воздух Тель-Авива волшебным образом излечивает от неспособности к языкам и социофобии – когда среди ночи в наш переулок вваливается толпа визжащих девок, невозможно силён порыв высунуться по пояс из окна и заорать: «Шекет, сучки!» (что в переводе означает «Тише, девушки»). Но с ленью этот воздух не справляется, так что из постели я не вылезаю.

– Израильские девушки, – говорит муж, – орут. Идут и орут. Большие такие и ОРУТ.

– Ну, Дима, – говорю я, – это крик призыва. У израильских мужчин уже так задран порог восприятия, что тихую маленькую женщину они просто не заметят. Мне, чтобы увидели, пришлось бы ходить с барабаном на шее.

– Зайчик, – умиляется он и задумывается, – Ты знаешь, так и есть: у меня тут возле мастерской две девицы приходили побарабанить. С такими большими жопами… У них с собой было покурить, поесть и барабаны. Зато, да, они не орали.

Уже думала, что больше никогда и ничего не будет у меня с женщиной, и вот.

Вообразите, передо мной узкая обнажённая спина юной марокканки, смуглой и сладкой, как карамель, и я медленно-медленно завязываю на ней длинные ленты красного платья.

Выскочила, бесстыдница, на улицу, прижимая лиф к обнажённой груди, и ловила кого-нибудь, кто поможет.


3

Обсуждали мы как-то с новыми израильтянками, отчего их перестали бурно клеить на улицах Тель-Авива с тех пор, как они переехали сюда жить, в то время как в бытность туристками проходу не давали. Девушек таких среди моих знакомых не одна и не две, и не все они стары и безобразны, но если не выходить на охотничью тропу возле моря, то никто особо не бросается. В Москве же и сейчас спрос остаётся стабильным и даже избыточным. Сначала думали, что это проблема сигналов, которые они не считывают, но потом одна местная дама сказала, что дело в сигналах, которые они посылают. Оказывается, здесь не трахают больных животных. И это такая важная мысль, что требует новой строки.

В Москве, если женщина выглядит обессиленной, это никого не смущает, наоборот, вау, лёгкая добыча! (А в Питере тем более, там иначе просто перестали бы размножаться.) В Тель-Авиве мёртвая принцесса, даже очень хорошенькая, вызывает только сочувствие. Это отчасти происходит от нежелания связываться со слабым партнёром, но более всего из этических соображений. (Можно ещё приплести нечистоту смерти в иудаизме, но необязательно.)

Перейти на страницу:

Похожие книги