Если завтра не наступит

– Черкнуть заметку заставил меня Сосо Тутахашвили, шеф тайной полиции Тбилиси. Мы называем его Черным Полковником. Это чудовище, каких еще свет не видывал.

– Стоп! – Бондарь вскинул дымящуюся сигарету. – Почему он обратился к тебе, а не к своему исполнительному хорьку?

– Чтобы превратить меня в такое же ничтожество, – с горечью ответила Тамара. – Смешать с грязью. Подчинить своей воле и заставить прислуживать. Что ж, рано или поздно он своего добьется.

– Ну, это мы еще посмотрим.

– Поздно. Я ведь фактически согласилась.

– Фактически, практически… – Бондарь выбросил окурок в форточку, опустился на стул и попросил: – Сядь, а? Вытянулась в струнку, как отличница у доски…

– Двоечница, – поправила Тамара, занимая место по другую сторону от стола. – Пойдя на поводу у полковника, я не то чтобы сломалась, но прогнулась. Довести меня до нужной кондиции – дело техники. Тут Тутахашвили специалист, тут ему нет равных.

– Подвожу итог, – сказал Бондарь, брови которого упорно не желали менять насупленное выражение на какое-либо другое. – Тебе дали материал, ты написала на его основе статью…

– Скорее подкорректировала галиматью, написанную кем-то из людей полковника.

– И собственными глазами изрешеченного пулями Гванидзе не видела…

– Боже упаси!

– И на Сабурталинском кладбище во время похорон не присутствовала…

– Почему же, – возразила Тамара, – на кладбище меня свозили.

– Зачем? – насторожился Бондарь.

– Понятия не имею. У меня создалось такое впечатление, будто меня хотели убедить в чем-то.

– Показать тебе гроб.

– Возможно.

– Закрытый.

– Совершенно верно.

– Народу было много?

– Человек десять, – пожала плечами Тамара. – Мужчины. Мне показалось, что все они из ведомства Тутахашвили, но я могу ошибаться.

– Могилу найти сможешь? – не унимался Бондарь.

– Хоть с завязанными глазами. Это у самой ограды. С восточной стороны.

– Прекрасно!

– Позволь мне с тобой не согласиться, – сказала Тамара, отводя блестящие сильнее, чем обычно, глаза. – Ничего прекрасного в случившемся я не вижу. Меня использовали, и это только начало.

– А почему ты все-таки не отказалась, если тебе это было так неприятно? – угрюмо осведомился Бондарь.

– Все очень просто. Вернее, очень сложно. – Тамара отбросила мешающие волосы за спину. – Мой отец – известный в нашей стране писатель. Правда, издают его в Москве, а сегодня это почти равносильно измене родине. Его книги объявлены крамольными, в полиции на него заведено дело, а может, несколько. Тутахашвили намекает, что посадит папу, если его дочь не станет сговорчивой. То есть я.

– Как реагирует на это твой отец?

– Никак не реагирует. Он не в курсе. У него больное сердце, ему нельзя волноваться.

– Та-ак, – протянул Бондарь, ситуация для которого прояснилась. – Почему бы вам с отцом не уехать из Грузии?

– Мы подготовили документы для эмигации, – тихо, очень тихо сказала Тамара. – Но каким будет решение чиновников, зависит от Черного Полковника, и только от него. Наверное, он предложит стать его любовницей. Я откажусь. Вот и вся эмиграция, Женя. – Спохватившись, Тамара приняла привычную горделивую позу, однако через несколько секунд ее плечи снова поникли. – Я в безвыходном положении. Оно усугубляется тем, что я состою в оппозиционной партии, за которой ведется постоянная слежка. Короче говоря, и я, и мой отец – мы оба на крючке у Тутахашвили, и нам не сорваться.

Она подняла взгляд, ища сочувствия, и Бондарь постарался, насколько это возможно, смягчить выражение своих глаз.

– Разберемся, – пообещал он.

– Пустое. – Тамара отмахнулась и уставилась в непроницаемый мрак за окном. – Лучше расскажи мне, что натворил Гванидзе, которого не оставляют в покое даже в могиле.

Поступок Бондаря был импульсивным, но, как ему хотелось верить, единственно верным. Запустив руку в карман, он достал оттуда конверт и протянул его Тамаре со словами:

– Ознакомься, и ты поймешь, почему мне не хочется верить, что этот ублюдок отделался легкой смертью.

– Интересно, – оживилась Тамара, включая компьютер. – Тогда, чтобы ты не скучал, прочитай выдержки из досье, которое я тайком составляю на Тутахашвили и его ведомство. Сдается мне, они неспроста затеяли похороны Гванидзе.

– Или их имитацию, – сказал Бондарь, разворачиваясь к монитору.

– Вот…

Найдя среди электронных папок нужную, Тамара отстучала на клавиатуре код и открыла документ, озаглавленный «Jand».

– Жандармерия? – догадался Бондарь.

– Да, они не стесняются называть себя жандармами.

– Я закурю?

– Дыми уж, – пробормотала Тамара, роясь в содержимом конверта.

Бондарь так и поступил. Вскоре его глаза превратились в две непроницаемые смотровые щели, и это было вызвано не только едким дымом «Монте-Карло».

28

Наверное, писательская дочь Тамара Галишвили не обладала выдающимся литературным даром. Язык ее был сух и маловыразителен, предложения она строила без претензий на оригинальность, применяемые ею эпитеты не блистали разнообразием. Но чтение Тамариных заметок увлекло Бондаря настолько, что он выпал из времени, поглощая строчку за строчкой, абзац за абзацем.