Как и в ходе боев на Дальнем Востоке, во время «Зимней войны» сравнительно большими были потери среди политсостава Красной Армии. Так, лишь за декабрь 1939 г. они составили 525 чел., или 15% от общего количества убитых и раненых. Пришлось принимать чрезвычайные меры для пополнения этой убыли, которая затронула в первую очередь низовое звено политработников. Первоначально 29 января 1940 г. было решено ввести в штат стрелковых и артиллерийских полков должности политрука взвода и военкома батальона (дивизиона). Однако 12 февраля 1940 г. нарком обороны отменил это явно непродуманное решение. Теперь военные советы действующих армий получали разрешение выдвигать заместителей политруков на должности политруков с присвоением им (после 4-дневных сборов в армии) звания младший политрук.[446]
В период советско-финляндской войны, когда потерпела крах установка о возможности достижения легкой победы «малой кровью на чужой территории», морально-политическое состояние личного состава Красной Армии подверглось серьезным испытаниям. Среди красноармейцев и командиров, несмотря на угрозу наказания в судебном порядке по законам военного времени, были распространены разговоры о несправедливом характере действий СССР в отношении Финляндии, о нежелании воевать против нее.[447]
Различными инстанциями отмечались многочисленные случаи невыполнения приказов, самовольного ухода с передовой. Именно в тот период, несмотря на официальные, весьма оптимистические пропагандистские установки в сознании красноармейцев и командиров стали возникать «стихийные мифы», к числу которых относятся слухи о так называемых «кукушках» (финляндских снайперах), «многоэтажных», «покрытых резиной» дотах на линии Маннергейма, от которых «отскакивали артиллерийские снаряды» и т.д. и т.п..[448]Шапкозакидательские настроения и ожидание близкой победы, первоначально превалировавшие среди личного состава частей Красной Армии, уже в декабре 1939 г. сменились на резко отрицательные. Характерными были высказывания, в которых выражалось осуждение внешнеполитической акции советского руководства против Финляндии. Она прямо называлась агрессивной и захватнической. Сообщение о подписании «Договора…» с Народным правительством Финляндии послужило одним из импульсов для проявления подобного рода настроений. Так, командир отделения 173-го стрелкового полка 90-й стрелковой дивизии Кривилев прямо говорил, что «договор с народным правительством Финляндии есть только ширма, при помощи которой Советский Союз обрабатывает общественное мнение, а там, когда окончим войну, тогда восстановить Советскую власть (в Финляндии. –
Красноармеец П.П. Льяковский выражал уверенность: «СССР ведет войну не с целью освобождения финского народа, а с целью захвата Финляндии. Эти действия Советского правительства никак нельзя считать правильными. Это политика захвата». Таким же образом рассуждали рядовые Цепленков и Кузнецов. Первый из них заявлял с началом боевых действий против Финляндии: «…мы заделались (sic! –
Как и в период антипольского «освободительного похода», подвергалась сомнению истинность известного пропагандистского утверждения о том, что «чужой земли нам не надо». В далеком от боевых действий Уральском военном округе командир отделения пулеметной роты 128-й стрелковой дивизии Мокрынский не без сарказма отмечал, что наличие этого лозунга отнюдь не являлось препятствием для «присваивания» соседних территорий. В адрес советских руководителей он высказал следующий упрек: «Польшу забрали, Финляндию заберут, а потом и с Турцией воевать будут».[449]