Espressivo

Даша похлопала в ладоши, стараясь в точности повторить за тётей её хлопки, потом спела песню, которую уже пела Ирине Вениаминовне и которую иногда напевала мама, когда что-нибудь делала в комнате или готовила на кухне. Песня была грустной и красивой. Она очень нравилась Даше: «Две вечных подруги – любовь и разлука – не ходят одна без другой». Когда она взяла первые ноты, главная тётя улыбнулась и что-то шепнула своей соседке, но Даша не расслышала и допела до конца. После этого Анна Львовна заулыбалась открыто, доброжелательно и сказала, обращаясь к Ирине Вениаминовне:

– Во как! Любовь и разлука. Наш кадр. Слух, ритм в наличии. Если ручки такие же, тогда поздравляю. Можешь мамочке сказать, что принята. Только тихонько, чтобы других не всполошить.

Королёва глянула на Дашу.

– Иди сюда, малышка! Покажи мне свои пальчики.

Даша соскочила со сцены, прошла между рядами пустых кресел и вытянула руки запястьями вверх перед главной тётей.

– Хорошая рука. – В голосе Анны Львовны слышалось удовлетворение. – А правую лапку что сжала?

Она мягко взяла холодные и потные от волнения Дашины руки своими, горячими, сильными, и развернула ладонями вверх.

– А это ещё что? Ирина Вениаминовна, иди сюда!

Через правую ладонь, от мизинца к большому пальцу, проходил грубый розовый шрам, не дававший ладони раскрыться.

Ирина Вениаминовна ахнула. Очарованная девчушкой, она совершенно забыла осмотреть её руки. Да и кто мог предположить такое?

– Дашенька, что с твоей рукой?

– Я, когда была маленькая, дёрнула провод с током. А он стал меня трясти. Вика увидела меня и спасла. Но ток всё равно уже ударил.

– А к врачу вы ходили?

– Ходили. Мне там руку хорошо полечили, чтобы не болела. Она, правда, уже совсем не болит, – заверила Даша.

Педагоги переглянулись.

– Иринушка, – Анна Львовна отпустила Дашину руку, – ты же понимаешь, что возможности ребёнка ограничены. Побеседуй с мамой. Это может быть скрипка. Левая рука у девочки в порядке. И слух отменный. Нам скрипачи только спасибо скажут. Но фортепьяно… Не знаю. Сама она кисть не раскроет. Ты ж понимаешь?..

Ирина Вениаминовна покраснела.

– Анна Львовна, не все становятся профессионалами. Позвольте нам начать занятия. А там видно будет. Я согласна заниматься с этим ребёнком, понимаете?

– Ну, уговорила. Иди, обрадуй мать. И давай сюда эту, как её? Дельцову.

– Дельцова пойдёт в порядке очереди. – В голосе Ирины Вениаминовны послышался металл.

– Ух, как она тебя зацепила! Как знаешь. Идите.

Настасья стояла у самой двери. Когда показалась Даша с учительницей, она нагнулась, поцеловала дочку и взволнованно спросила:

– Ну как?

– Всё очень хорошо. Собственно, ничего другого мы и не ожидали. Но мне необходимо вам задать один вопрос. Класс занят. Отойдём к окну.

Они протиснулись сквозь толпу ожидавших своей очереди детей и родителей и остановились около окна с широким бетонным подоконником, заставленным множеством горшков с геранями, папоротником и молоденьким аспарагусом.

– Анастасия Семёновна, Дашу зачислили. Я прошу пока об этом нигде не упоминать. До вывешивания списков. Это первое. Второе. Я консультировалась у нашей администрации. Вопрос об оплате за обучение должен решиться положительно. И третье. Что произошло с её правой рукой? Это, действительно, последствия от удара током? И что говорят хирурги?

– Доктор, который наблюдал Дашу после травмы, предупреждал, что ладонь может частично потерять подвижность и её придётся оперировать. Но операция непростая. Мышцы. Сложная моторика. Мы подумали: пальцы шевелятся, чувствительность не потеряна, зачем же лишний раз травмировать ребёнка?! Кто тогда знал, что она захочет на фортепьяно играть? Ну и… – Настасья опустила голову. – И деньги все на Нестора ушли. Выбирать пришлось. Не до Дашухиной руки было.