В более поздних томах дневника мы обнаруживаем появление названий. К примеру, следующие (я перечисляю их в хронологическом порядке): «Окончательное исчезновение демона», «Смерть и разрушение», «Торжество белой магии», «Рождение юмора во чреве кита», «Игра в Бога», «Огонь», «Audace», «Vive la dynamite»[6], «Бог, который смеется». Использование заглавий с целью обозначить общий смысл тома — это, по сути, указание на постепенный исход из лабиринта. Это значит, что сам дневник подвергся коренной трансформации. Он уже не просто ускользающая панорама впечатлений, но объединение опыта в небольшие пучки волокон и мускулов для создания нового тела. Новое существо бесспорно родилось и движется вверх по направлению к свету повседневного мира. В предыдущих томах перед нами было описание борьбы за проникновение в святая святых собственного «я»; это изображение некоего мрачного мира, в котором в результате запутанного расследования очертания людей, вещей и событий становятся все более и более туманными. Но чем дальше мы внедряемся во тьму и путаницу, тем интенсивнее становится освещение. Вся личность как бы превращается в жадный взгляд, безжалостно обращенный на самое себя. Наконец наступает момент, когда личность, неотрывно смотревшая в зеркало, со слепящей ясностью замечает, что зеркало исчезло и образ возвращается в тело, от которого был отделен. Именно в этой точке восстанавливается нормальное зрение и та, что умерла, возрождается для мира живых. Именно теперь сбывается пророчество, записанное за двадцать лет до того: «Un de ces jours je pourrais dire: mon journal, je suis arriveé au fond!»[7]