Эссе и рецензии

Это перечисление, оборванное перед глаголом, представляет собой пародию не только на список черт героини “любого романа”, но подражает самой интонации такого перечисления. Иначе говоря, предметом пародии служит здесь не только суть, но и стиль. Ср., например, описание Дельфины д’Альбемар в романе г-жи Сталь, 1802, Письмо XXI: “Ее стан… ее взоры… всё в ней выражает” то-то и то-то, или описание Антонии у Нодье (“Жан Сбогар”, 1818): “Ее стан… головка… взор… всё в ней…” Пушкин прервал фразу на риторическом переходе к ее трафаретному разрешению.

19. Poor Yorick:

В шестнадцатом примечании (к 2, XXXVII) читаем: “Бедный Йорик! — восклицание Гамлета над черепом шута. (См. Шекспира и Стерна)”.

Бродский пишет (1950 г., стр. 160): “Ссылкой на Стерна… Пушкин тонко раскрывал (!) свое ироническое отношение к Ленскому в его неуместном применении имени английского (!) шута к бригадиру Ларину”. Alas, poor Brodski![27] Пушкинское примечание прямо списано из Гизотова и Пишотова исправленного издания летурнеровского перевода “Гамлета” (т. 1, 1821 г., стр. 386): “Alas, poor Yorick! Tout le monde se souvient… du chapitre de Sterne où il cite ce passage d’Hamlet”.[28]

Между прочим, в черновиках заметок и писем Пушкин постоянно сбивался на старинное французское начертание имени Шекспира (употребляется, например, Лагарпом): Schekspir.

20. Любовник Юлии Вольмар (3, IX):

Неточно. Сен-Пре был любовником Юлии д’Этанж. Во время его путешествия в условную Южную Америку она вышла за Вольмара, довольно неубедительного православного поляка, побывавшего в Сибири и перешедшего в вольнодумство. Единственное, что связывало Юлию и бывшего ее любовника, были следы ветряной оспы. Заметим, что героини романов Юлия, Валерия, Шарлотта и др. оставались столь же верны своим мужьям, как Татьяна князю N.

21. Я знаю: нежного Парни

Перо не в моде в наши дни:

3, XXIX. Любопытно, что в своих “Литературных Листках” (часть 3, № 16, авг. 1824) Булгарин, выводя с оскорбительной благосклонностью приятеля своего Грибоедова в лице “Талантина”, дает последнему такую реплику (по поводу русской поэзии): “Подражание Парни… есть диплом на безвкусие”. Еще любопытнее, что вся знаменитая строфа XXV третьей главы, написанная (как установлено Томашевским) теми же чернилами, что и датированный 26 сент. 1824 г. “Разговор книгопродавца с поэтом”, оказывается (как устанавливаю я) переложением второй пьески (“La Main”[29]) в “Tableaux”[30] того же Эвариста Парни:

On ne dit point: la résistance
Enflamme et fixe les désir,
Reculons l’instant des plaisirs…[31]

He говорит она: отложим —
Любви мы цену тем умножим.

Ainsi parle um amant trompeur
Et la coquette ainsi raisonne.
La tendre amante s’abandonne
A l’objet qui touche son cœur.[32]

Кокетка судит хладнокровно,
Татьяна любит не шутя
И предается безусловно
Любви…

Tendre amante, tendre Tatiana, tendre Parny…[33] Сколько малых сих обольстила эта нежная пародия.

22. Стремнины (5, XIII):

Переводчица преспокойно пишет “rapids”. Речь, конечно, идет об оврагах, обрывах, précipices. В русской провинции, включая Москву, до сих пор путают этот европеизм со словом “стремнинá”, которое значит “быстрое течение” и не употребительно во множественном числе.

23. Он там хозяин (5, XVII):

Хотя в январе 1821 г. Татьяна, не будучи отроковицей 1824 года, еще не читала “Сбогара”, но бред Антонии (рассказанный Жану) подозрительно родственен Татьяниному сну: “Ярко-зеленые медянки, другие гады, гораздо более отвратительные, с человечьими лицами… гиганты… свежеотрубленные головы… и ты — ты тоже стоял среди них, как колдун, руководящий всеми чарами смерти”.

Кстати, о снах: польский литератор Малевский отмечает в своем дневнике (1827 г.), что на вечере у Полевого, где присутствовали Пушкин, Вяземский и Дмитриев, обсуждался “Сон”. В тридцатом примечании к этому дневнику (Лит. Насл., т. 58, 1952 г.) комментатор делает невероятную ошибку, отожествляя этот “Сон” со сном Святослава в “Слове”! Речь тут, конечно, о довольно замечательном стихотворении Шевырева “Сон” (1827 г.).

24. Но та, сестры не замечая (5, XXII):