Череп сидел на переднем сиденьи и скрипел золотыми зубами. У него было принюхивающееся лицо. На коленях Череп недовольно держал новую газету. Дураки благодушно заглядывали в нее. Юного Олешка-девочку 5 лет охраняла от толпы мама -- Базарная Баба. Водитель объявлял остановки. Размеренный стук колес прервал чей-то хриплый голос. Все оглянулись. Голос принадлежал типу, одетому в серую рубаху и кирзовые сапоги. Это был Псих, но с замашками Пророка. Человек этот держал в руках какие-то листки и нервно повторял одно и то же: "Восьмерка за восьмеркой! " Пуговицы его рубахи напоминали оловянные глаза Дураков, которые уже начали думать, что его бредовые слова имеют какой-то смысл. -"Объясни, братан, что ты имеешь в виду... "-как бы говорили их вопросительные лики. Сундуки в такт езде качали бурыми головами, как бы в знак согласия.
Кузнечики отстраненно и уныло ехали куда-то, их сухие, шуршащие плащи были здесь, в духоте трамвая, а сами они были далеко -где-нибудь на природе, на пикничке, у туристкого костра, в густой траве-мураве, которая хорошо скрывает от сапог. Зловещий тип вскоре вышел, обронив на замызганный пол несколько листков. Череп проследил его паучьим взглядом и хитро икнул, продолжая вертеть в цепких руках газету. "Мама, а кто это был такой? "- протянула девочка-Олешек. "Откуда я знаю! "-вякнула мамаша. -"Сумасшедший какой-нибудь, наверное... Мужчина, не видите, я с ребенком стою! ".
-- "Ну и стой себе"-- сказал кто-то с большим рюкзаком. ... На листках был написанный каллиграфическим почерком рассказ. Я приведу его здесь с сокращениями. ... Жил-был Ящер. О нем ходила слава весельчака, острослова и хорошего хозяйственника, хотя не все соответствовало действительности. Он был туповат, жаден и только иногда-добродушен. Его седая башка хранила в себе набор фраз на все случаи жизни. Например, если речь заходила о книгах, он обязательно говорил "Книги надо читать вдумчиво", если на улице он видел снег, он гово- рил: "Похолодало". Были в его голове и остроты. Он их произно- сил, своеобразно ощерившись, придав своему лицу оттенок патетического вдохновения. При этом было слышно, как ворочаются с глухим стуком его глиняные мозги.
Надо отдать ему должное -- он умел навязать другим свой кретинский потенциал и залезть в душу. Его чешуйчатый, неповоротливый язык постоянно выдавал наставления: "Не умничай, не фантазируй, не суди о вкусе кокосовых орехов, не делай холостых рейсов. " , хотя грешным делом, эта многотонная скотина сама же нарушала свои заповеди.
Был он страшный хвастун. Любое незначительное дельце, которое делалось им без участия головного мозга, он преподносил окружающим как что-то на редкость замысловатое и сложное. Ящер был очень колоритной фигурой. Конечно, он сторонился людей, которые видели его насквозь. С ними он произносил два-три слова за час, и то речь шла об очевидных вещах.
Его отличало то, что он совершенно не помнил добрых дел, которые ему сделали окружающие. В принципе, этот самодовольный прохвост ловко их всех использовал, рационально оценив густыми глазками все достоинства. После того, как люди были опустошены по отношению к нему, он старался всячески облить их грязью, обвинить в некомпетентности, эгоизме, лени или в других грехах.
Впрочем, многие люди вовремя чувствовали приближение собственной ненужности Ящеру и избегали этого подлеца. В борьбе с трудностями и соперниками Ящер растерял последний смысл существования и начал развивать философские теории, которые затем вылились в стройную, как ему казалось, идеологию. Строчки этой идеологии, перемежаемые многочисленными и многосмысленными "Угу" и "ХМ", Ящер принялся неуклюже вклинивать в мозги окружающим. Как ни странно, окружающие его даже зауважали. "Нечего витать в облаках"-говаривал Ящер. "Семь раз отмерь". Окружающих он окончательно теперь считал дурнями. Повторял им по нескольку раз. Перестал следить за качеством своих шуток. Жил по принципу "Что позволено Юпитеру, не позволено быку". Удивительно, но именно этот принцип привел Ящера к окончательной деградации. Элементарные жизненные ситуации он теперь распознавал очень долго, долго придумывал тривиальные решения, стал задавать нелепые вопросы и вскоре умер. На его поминках равнодушные родственники монотонными голосами говорили: "Он очень любил жизнь". ... Непонятные существа собирали из чугунных слитков какой-то механизм. С огромным трудом поднимали они неимоверно тяжелые куски черного металла. Сооружение это должно будет им объяснить некую Истину. Яркое солнце светлой грустью освещало создаваемый Оракул. Существа со слепым тщанием прилаживали массивные пружины к особым кольцам по краям крупных манипуляторов.