Эссе, статьи, рецензии

Будучи в плену, красавица Борте забеременела от врага. Но Темуджин благородно принимает ее дитя как свое. Любовь! Страшное дело. Он попадает в плен, его продают в Тангутское царство, где сажают в тюрьму. Сидит он, значит, смотрит, как волк, на площадь. Видит буддийского монаха и просит того найти жену и передать ей талисман семьи - косточку белой вороны. Монах сам отправляется в путь и посреди пустыни видит вдруг красавицу Борте. Передает косточку и умирает. А тут вдруг мимо идет караван купца с золотой серьгой. Борте просит подвезти ее в Тангутское царство, но денег у нее нет, а плата за проезд женщины без денег во все века у нас сами знаете какая. Короче, в Тангутское царство жена будущего Чингисхана попадает уже с двумя детьми и сильно разбогатевшей, так что может выкупить мужа из клетки.

Семейство сложной судьбы, воссоединившись, резвится на зеленой лужайке, поскольку в этом сказочном царстве времена года не чередуются, а появляются и исчезают внезапно. В общем-то, хеппи-энд. Но вдруг Темуджин объявляет, что он понял, как объединить монголов, - дело, в общем, нехитрое, надо просто за любую провинность карать смертью. Садится на лошадку, целует жену и отправляется завоевывать мир - но этого мы уже не увидим. Это написано в финальных титрах, а кроме того, обещан следующий фильм, где нам что-то прояснят наконец.

Понятно. Этот фокус мы уже видели весной, когда вышла первая часть «Параграфа-78», а потом нас призвали пойти на вторую часть, где нам «все объяснят», но до этого уже дожили не так многие, как хотелось бы…

Кроме шуток, фильм «Монгол» снят масштабно, профессионально, живописно. Еще бы - ведь его режиссер, Сергей Бодров, всегда входил, что называется, в первую десятку отечественных мастеров своего дела. Но вот если бы меня спросили - а кто бы мог из русских снять фильм о Чингисхане? - я бы неуверенным голосом назвала разные фамилии, но никак не Бодрова. Мне кажется, это не его тема. У него, на мой взгляд, нет своей точки зрения на предмет (личность Чингисхана), а это важно. И вот Бодров снял о том, что его действительно волнует - про любовь, семью, природу, судьбу, снял обычную человекоразмерную историю на фоне некоей «Азии вообще», в красочной стилистике «восточной сказки».

Но Чингисхан-то тут при чем? Для чего мы воскрешаем это чудище, да так упорно - чтобы набить очередное киночучело своими штампами?

Фильмы о великих завоевателях сейчас не редкость на экране. То Александр Македонский блеснет своей нетрадиционной сексуальной ориентацией, то вот Чингисхан удивит небывалой любовью к жене среди племени, где женщины равнялись скоту. Возможно, все это и было - но не эти же частности личного облика навеки вписали их имена на страницы истории. Мы, видимо, просто не понимаем великих воинов прошлого - нам неизвестны их мотивы, нам не представить их мышления. Мы можем снять только что-нибудь понятное - про денежки, про любовь. И про то, как красиво (в наших мечтах) брызгает кровь из отрубленной головы врага.

Московский театр Ленком под руководством Марка Захарова премьерой «Женитьбы» Н.В. Гоголя отметил свое восьмидесятилетие. Да только до старости ему далеко.

НАЧАЛО 70-x. Мне 15 лет. Я приезжаю в Москву и попадаю на два спектакля - «Дон Жуана» Эфроса на Малой Бронной и «Тиля» Захарова в Ленкоме. Попадаю не просто так, а с трудами и приключениями, в полном счастье усаживаюсь в зале - и все. Удар любви, который нанес мне театр тогда, не может пройти до сих пор.

Спектакли Ленкома всегда энергичны, подвижны, напористы даже. Но что такое был этот первый «Тиль»! Не видевшие представить себе не могут. Он врезался в память навечно - песни из спектакля я, например, помню до сих пор. И там был настоящий герой, такой, ради которого зачарованные странники-зрители готовы ходить на спектакли целую вечность. Караченцов, как энергетическая бомба, носился по сцене - только руки-ноги мелькали, соединяясь с ослепительной улыбкой и блистающими глазами в некое сводящее с ума целое. Он побеждал весь окостеневший порядок жизни, побеждал всех своих врагов, побеждал даже грозную силу судьбы, и слухи о гибели Тиля никогда не были правдой. «Жизнь побеждала смерть неизвестным науке способом», как написал однажды Хармс.