Читаем Эссе: стилистический портрет полностью

И вдруг в этот диалог вмешивается некто третий, так называемый модерадор - ведущий дебатов, пытающийся их сдержать.

Сеньоры, пожалуйста, мы же цивилизованные люди, сеньоры!..

А вы не прерывайте меня и не оскорбляйте, называя сеньором. Я не сеньор! Или вы слепой?

Хорошо, хорошо, сеньоры, успокойтесь. Продолжим дебаты в более умеренной форме.

Я не виновата, что у этого сеньора не осталось иных аргументов.

У меня нет аргументов? Да у меня их столько и таких достойных, что вы, видя свою безнадежность, начинаете оскорблять.

Я, когда чувствую себя безнадежно, не оскорбляю, сеньор, а зову на помощь полицейского или простого прохожего.

Видали! Она зовет полицейского, чтобы ее спасали, или папу себе в помощь.

Послушайте, что вы говорите? Оставьте в покое моего отца.

Очень хорошо, оставим вашего папу в стороне. А полицейского?

Какой полицейский? О чем вы трещите?

Не помню. О чем мы говорим, сеньор ведущий?

О пользе комбикормов для беременных баранов. Вы, сеньор, были «за», а вы, сеньора, - «против».

Против чего я была?

Вы были против всего того, что я говорю, имея на то основания или нет, потому что вы не знаете, больше того, не имеете ни малейшего представления о том, как вести себя в ходе дебатов.

Я знаю, как вести себя, когда излагаются идеи или мнения, имеющие хоть какой- то смысл. Но когда я слышу, как вот сейчас, что комбикорм приводит к вздутию брюха у беременного барана и поэтому негативно влияет на его генный код и нуклеиновые кислоты, мне попросту хочется хохотать.

Я не позволю, чтобы надо мной хоть кто-то смеялся - ни вы и никто другой.

Сначала извел, а теперь смеется, ха-ха-ха!

Еще бы: известно ведь, что изводит тот, кто изводит последним.

Договорились.

(«Камбио-16». 1988. № 9)

<p>Текст 6. ПЛАСТМАССОВЫЕ МАЛЬЧИКИ<a l:href="#fn187" type="note">[187]</a>ВИКТОР ЛОШАК</p>

Первенцы эпохи интернета выросли и к сорока объявили миру: мы «забили» на все и хотим лишь одного - получать «штуку баксов» и развлекаться.

Во время событий в Югославии мой коллега послал журналиста в Белград. В первый день корреспондент ничего не передал, во второй - то же самое, на третий из Москвы ему стали звонить: «Где репортаж?» «Так здесь же ничего не происходит», - удивленно отвечал репортер. И действительно в его компьютере ничего не происходило, а других способов общения с жизнью он просто не знал.

Журналистика вся на виду. Во все времена ей есть кем гордиться: наш небосклон никогда не бывает без звезд. Читатель верит им и платит деньги не только за то, чтобы быть в курсе событий, но и за общение с любимыми авторами. Но совсем не обязательно знать журналистику изнутри, чтобы видеть, как много паразитов слетелось на этот мед пусть маленькой, но общественной известности. В журналистике, видимо, образовались какие-то пустоты, которые и заполнили пластмассовые мальчики и девочки.

Я совсем не за то, чтобы журналист обязательно проходил горьковские университеты, но какое-то минимальное знание жизни людям, рассказывающим о ней другим, необходимо? Когда к тебе приходит журналистка и спрашивает: «Какие вопросы я вам должна задать?» или: «Расскажите что-нибудь о себе», то краснею я, а не она. Что-то размыло для них фундамент профессии - любопытство к жизни. Хорошо, что они такие занятые собой, благополучные, но, когда самое сильное в судьбе впечатление - фильм «Челюсти» и попойка в девятом классе, трудно требовать от таких «мастеров пера» ярких слов и сильных чувств. Читателю не передаются заключенная между слов и строк энергия, обаяние мысли, трепет - их просто нет, да и взяться неоткуда. Пластмасса ведь не горит, она лишь плавится и при этом коптит.

Копоть возникает на месте сенсаций, острых мыслей, репортажей, где жизнь во всей ее прелести и горечи можно, кажется, попробовать на вкус. Вместо этого пафос на месте смелости; шутки ниже пояса на месте чувства юмора, бесконечное «я» как рецидив полного отсутствия интереса к непластмассовому миру, к жизни за границей собственных капризов.

Кроме таланта у журналистики нет секретов. Как говорил замечательный репортер и учитель целого поколения известинских репортеров Андрей Иллеш, заметка бывает хорошая или плохая - вот и весь секрет.

Может быть, есть биологическая загадка лишь в том, почему «пластмассовые мальчики» так медленно взрослеют. Это нормально, когда мужик вокруг сорока изображает из себя не понятое никем юное поколение? Эти инфантильные дядьки с какой-то милой непосредственностью формулируют свое главное кредо: мы на все «забили». При этом капризничают: «Старики перешли нам дорогу». «Ребята, - хочется сказать им, - вытащите палец из носа, поезжайте куда-нибудь, напишите заметку - прославьтесь!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки