Эссе: стилистический портрет

Критика и творчество неразлучны. Первой не существует без второго, но и сама она - вода, хлеб и воздух творчества. В прошлом роль общих координат играли замкнутые системы: для Данте - теология, для Гонгоры - античный миф. Современность же - царство критики, не система, а отрицание и противоборство любой системе. Критика - питательная среда всех современных художников от Бодлера до Кафки, от Леопарди (Джакомо Лео- парди (1798-1837) - итальянский поэт и прозаик романтического направления) до русских футуристов. Мало-помалу она проникает в творчество: произведение становится призывом к отрицанию («Бросок костей» Малларме. «Бросок костей, или Удача никогда не упразднит случая» (1897) - экспериментальная поэма Стефана Малларме (1842-1898), центральную роль в поэтике которой играет графическая пауза - пробел) или самим отрицанием произведения («Надя» Бретона (1928) - лирический роман основоположника сюрреализма французского поэта и прозаика Андре Бретона (1896-1966). В наших - будь то испано- или португало-язычных - литературах образцов такого радикализма немного. Назову Пессоа. Фернандо Пессоа (1888-1935) - португальский поэт, прозаик, философ, ставший символом португальской словесности XX века; Пас переводил его стихи и написал большое эссе о нем, вошедшее в книгу «Квадривий» (1965), но прежде всего Хорхе Луиса Борхеса - автора единственного в своем роде свода произведений, построенного на головокружительном мотиве невозможности произведения как такового. Критика здесь изобретает литературу, а отрицание становится ее метафизикой и эстетикой. У следующих поколений, кроме Кортасара да еще одного-двух авторов, подобной решимости строить речь на невозможности речи уже не встретишь. Отрицание - обелиск незримый, и наши поэты и романисты, не отказываясь от высоты и совершенства, предпочли виражи поспокойнее. В результате у нас есть несколько замечательных вещей, построенных на утверждении, иногда - цельных, но чаще - разъеденных отрицанием и распадом.

Если же обратиться к критике другого склада - не собственно творчеству, а его интеллектуальной поддержке, - то здесь недостаток граничит с бедностью. Дух эпохи - ее идеи, теории, сомнения, гипотезы - миновал нас стороной, он творил на других языках. За исключением неподражаемых Мигеля де Унамуно и Ортеги-и-Гассета, мы все еще паразитируем на Европе. И если уж перейти к самой литературной критике, то здесь бедность попросту граничит с нищетой. Пространство, о котором я упоминал, этот итог критической работы, место встречи и конфликта произведений, в наших условиях - ничейная земля. Ведь задача критики - не создавать произведения, а обнаруживать связь между ними, размещать их, находя место каждой вещи внутри целого и в соответствии с ее собственными пристрастиями и ориентирами. Именно в этом смысле критика есть творчество: идя от произведений, она порождает литературу (иначе говоря, перспективу, упорядоченность). Но ничего подобного наша критика не делает, почему и не существует латиноамериканской литературы, хотя есть ряд значительных вещей. Поэтому же бессмысленно раз за разом вопрошать, что такое латиноамериканская литература. На вопрос в такой форме ответа нет. Напротив, имело бы смысл спросить себя, какова наша литература - ее пределы, очертания, внутренняя структура, тенденции движения. Для ответа на такой вопрос пришлось бы сопоставить имеющиеся произведения, показать, что они - не отдельные монолиты, этакие разбросанные по пустыне памятники прошедшей катастрофы, а определенное единство. Совокупность монологов, составляющих если не хор, то по крайней мере противоречивый диалог.