Есть что скрывать

Она задумалась о том, что должна написать. Как изложить все, что знает, не причинив никому вреда? Если клиника действительно закрылась и сержант ее не обманул, то беспокоиться нужно лишь о последствиях ее заявления для Мёрси Харт. Она могла солгать насчет Мёрси Харт. Поклясться, что та не имеет отношения к тому, что происходило в клинике. Могла написать, что, насколько ей известно, Мёрси Харт принимала деньги, записывала на прием женщин и их дочерей, измеряла температуру и давление. Другую информацию сержанту Нкате взять неоткуда. Если он пытается получить ее от нее, то вполне логично предположить, что от самой Мёрси они ничего не добились. Но поможет ли ложь вернуть Тани и Симисолу? Вряд ли.

Когда Элис появилась в гостиной с чайником и чашкой, Монифа еще не успела написать ни слова. Она неотрывно смотрела на желтый блокнот, словно тот мог избавить ее от дилеммы, с которой она столкнулась.

– Сахар и молоко? – спросила Элис, но Монифа не услышала вопрос.

Элис снова удалилась на кухню, потом вернулась с белым кувшином в форме коровы и сахарницей. Монифа почувствовала легкое прикосновение к плечу и подняла голову.

– Мой Бриллиант – хороший человек, – сказала Элис. – Я не знаю, что он вам сказал, но ему можно верить. Он никогда не лгал. Ни разу. Он на это просто неспособен.

Когда Элис вернулась на кухню и начала доставать продукты из холодильника, чтобы приготовить ужин, Монифа наконец взяла ручку и коснулась ею бумаги. И приступила к заявлению, которого ждал от нее сын Элис.

Сначала она написала свое имя: Монифа Банколе. Ее рассказ начинался с того, как она узнала о клинике: из разговора с покупательницей у прилавка, где продавались травы и специи. Сама она искала камерунский перец, сушеные листья вероники, яджи и ата джос. Женщина рядом с ней жаловалась на невозможность найти листья гвинейского перца, как вдруг сзади послышался тихий женский голос:

– Они делают это иначе. Есть люди, которые знают, как сделать это чисто и стерильно.

Оглянувшись, Монифа увидела двух женщин, тихо переговаривавшихся друг с другом. Она присоединилась к ним, назвала себя и сказала, что у нее дочь подходящего возраста. Женщины не хотели откровенничать с ней до тех пор, пока проходившая мимо Талату не окликнула ее:

– Скажи своей Симисоле, что я все еще жду те тюрбаны, особые – она знает, что я имею в виду. Надеюсь, мне не придется ждать их до следующих выходных.

Этого оказалось достаточно. Талату связала ее с девочкой школьного возраста. Две женщины отвели ее в сторону и сообщили нужную информацию.

Так, написала Монифа, она узнала о клинике на Кингсленд-Хай-стрит и привела туда Симисолу, чтобы договориться об обрезании. Так она познакомилась с женщиной по имени Эстер Ланж, которую на самом деле зовут Мёрси Харт. В клинике Мёрси осмотрела Симисолу и сообщила Монифе, что ее дочь в состоянии перенести процедуру. Во время самой операции она будет спать. Одну ночь она проведет в клинике, где будут наблюдать за ее состоянием. Да, процедура дорогая: нужно уплатить триста фунтов в качестве аванса. Но обезболивание гарантировано.

Таким образом, все подозрения полиции по поводу клиники на Кингсленд-Хай-стрит были обоснованными. Сама она не присутствовала ни при одной процедуре, но Мёрси Харт – или Эстер Ланж, как она себя называла, – прекрасно знала, зачем Монифа пришла с Симисолой и зачем принесла триста фунтов.

Монифа поставила свою подпись. Потом дату. Она должна была верить, что Элис Нката сказала правду о своем сыне. И надеяться, что он – человек слова.

Сток-Ньюингтон Северо-восток Лондона

– Там кто-то есть, Тани? Кого ты высматриваешь?

Тани задвинул на место легкую занавески и повернулся к кровати. Софи сидела, опираясь на подушки, прислоненные к изголовью; ее грудь покоилась на руке, которой она себя обхватила. Под простыней, натянутой до пояса, она была в чем мать родила.

Он понимал, что ехать из квартиры Ларк к Софи – не слишком удачная идея. Но ему требовался предлог, чтобы сразу не возвращаться в Челси, как он всем обещал. В качестве такого предлога Тани использовал паспорта.

Софи была удивлена его появлением, но, увидев паспорта, сразу поняла, что он задумал. Она взяла тонкий острый нож и вспорола шов матраса у изножья кровати в своей спальне. Разрез был чуть больше ширины паспортов. Софи сунула документы внутрь и хотела зашить шов, но Тани отвлек ее. Спальня, матрас, возможность – это они виноваты.

Войдя в дом, он кратко рассказал Софи, где был и что произошло.

– Она упала? С ней все нормально, да? – заволновалась Софи, но Тани солгал, что Ларк в порядке, – в конце концов, он просто не знал. – Ты уверен, что отец не проследил за тобой?

Этого Тани тоже не знал, хотя старался держаться уверенно. Вернувшись в квартиру Ларк, заявил он, отец останется с ней именно потому, что она упала. Он ее не оставит, пока не вызовет акушерку или не отвезет ее в пункт неотложной помощи для осмотра. Главное для него – Ларк и их ребенок.