Есть что скрывать

– Вы впустили ее в клинику, – прибавил Линли. – Полицейская камера дает изображение отличного качества.

– Это не я, – запротестовала Мёрси. – Я этого не делала. Ничего.

– А как вы тогда объясните эти записи? – спросила Хейверс.

– Эти штуки?.. Все знают, что их можно изменить. Для этого достаточно ноутбука.

– Понятно, – Хейверс кивнула. – Может, у вас есть идеи, зачем «Вкусу Теннесси» переписывать это видео?

– Записи можно изменить после, – сказала Мёрси.

– После чего?

– Вы получили записи и изменили их.

– Ага. Понятно. То есть сотрудники столичной полиции – уверяю вас, им совсем нечего делать, кроме как сидеть в своих смартфонах, – они отложили все свои дела, чтобы приставить голову Тео Бонтемпи – вы знали ее как Адаку – к телу женщины, которая носила точно такую же одежду, кстати найденную у нее в платяном шкафу. Кто же это был, одетый как Адаку?

– Я хочу посмотреть записи.

Хейверс выдохнула.

Линли наблюдал за женщиной. Она облизнула губы. Потом сглотнула. Протянула руку к пластиковому стаканчику на столе, подняла его, но тут же поставила на место. Руки у нее дрожали, заметил Линли, но она не хотела этого показывать.

– Чего вы боитесь? – спросил она. – Или следует спросить: кого вы боитесь?

– Я никому не причинила вреда, – сказала Мёрси. – Ни обрезания, ни убийства – ничего. Я ничего не сделала. Ничего. Если кто-то написал заявление и в чем-то меня обвинил, все это ложь. Больше я ничего не скажу. – Она повернулась к адвокату: – Теперь я хочу уйти.

– Вам предъявили обвинения, – ответила Хейверс. – Вы можете уйти, если хотите, но пойдете вы прямиком в камеру предварительного заключения. Это будет тюрьма Бронзфилд. Как вы думаете, ваша Кейша справится с ролью матери для младших?

– Без комментариев, – сказала Мёрси.

– Я хотела бы переговорить с моим клиентом, – подала голос миссис Эббот.

Линли встал и выключил диктофон, записывающий ход допроса, сказал, что они подождут в коридоре, и открыл дверь для Хейверс, пропуская ее вперед.

Когда дверь закрылась за их спиной, Хейверс повернулась к нему.

– Она пытается выиграть время. Держится, но, если хотите знать мое мнение, понимает: в том, что касается женского обрезания, крайней будет она.

– Возможно, но, насколько я понимаю, адвокат объясняет ей, что подписанное заявление, которое у нас есть, – это всего лишь слово Монифы Банколе против ее слова. Мы можем изучить записи камер видеонаблюдения и найти кадры, как Монифа Банколе входит в клинику вместе с дочерью, что укрепит нашу позицию, но в отношении того, что происходило внутри, все будет зависеть от того, кому поверят присяжные. И нельзя забывать, что Монифа Банколе может решить, что в ее интересах отказаться от всего, что она написала, и заявить, что ее признание сделано под давлением. Ее дети пропали; она считала, что мы знаем, где они, и скрываем от нее эту информацию.

– Тогда забудем о женском обрезании. Как насчет Тео, которая закрыла клинику? У нее есть серьезный мотив, у этой Мёрси Харт.

– Согласен. Но это единственное, что у нас на нее есть, Барбара. Если она ничего не скажет, то у нас есть лишь запись с камеры видеонаблюдения, где она разговаривает с Адаку. Мы с тобой прекрасно знаем, что это почти ничего не значит, если мы не свяжем ее с местом преступления или не найдем орудие убийства, на котором есть ее ДНК.

Дверь в комнату для допросов открылась, и в коридор вышла Астолат Эббот. «Мёрси Харт, – вежливо сообщила им адвокат, – приняла решение, и в данное время в дальнейших разговорах нет нужды. Она готова к переводу в тюрьму Бронзфилд».

Челси Центр Лондона

Они направлялись в район, который казался зеленым каньоном; его западную часть занимали высокие кирпичные дома, стоящие вплотную друг к другу и огражденные блестящим барьером, чтобы прохожие не проходили перед самыми окнами подвала. Юго-восточная сторона выглядела иначе – здесь были самые разные дома, построенные из разных материалов и в разном стиле. По обе стороны улицы росли густые деревья с покрытыми пылью листьями. На всех окнах стояли ящики для цветов, причем почти везде росли цветы, по большей части поникшие от жары.

Монифа не могла представить себя в таком месте, не говоря уже о детях. Когда она вышла из машины, то была поражена тишиной, которую нарушало только чириканье птиц и чей-то кашель, доносившийся из окна дома, перед которым остановился Нката. На ее вопрос, куда они приехали, сержант ответил, что это Челси. Монифа знала, что так называется футбольный клуб, и то лишь потому, что Тани был преданным фанатом «Тоттенхэма».

Сержант повел ее к одному из высоких кирпичных домов на углу улицы. Со всех трех сторон эркера первого этажа в оконных ящиках для цветов росла красная герань, а к крытому крыльцу вели четыре ступеньки. С одной стороны двери виднелась подставка под зонтики, круглые ручки которых свидетельствовали, что жильцы дома не опасаются, что зонтики стащит идущий по тротуару вор.