– Ну хорошо, Владимир Емельянович, – кивнул я, – оставьте документы, я доложу наверху. Ничего не обещаю, но, может, на камуцинцев денег выделим. Пусть они разок попробуют йогурт…
Когда новый глава Прибайкальского края покинул мой кабинет, я встал из-за стола, потянулся и глянул в окно. Прекрасно, у нас еще по-прежнему утро. Гости из-за Урала тем удобны, что и в Москве живут по сибирскому времени. Назначишь такому пораньше – он и рад: носом не клюнет, даже не зевнет. Выигрыш налицо. Никандрова я уже спровадил, а на часах только двадцать минут одиннадцатого. И суток не прошло с того момента, как я прописал Тиме Погодину лечебное голодание. Как он там, кстати, не усох? Страдает? Ничего, толстякам полезно. Я не боялся, что Тима меня ослушается и втайне слопает под одеялом хотя бы сухарик. Административное чувство развито в нем лучше остальных пяти.
Я нажал на кнопку селектора:
– Софья Андреевна, не появлялся Погодин?
– Пока нет, – тут же откликнулась секретарша. – И альпинистов пока еще не спасли. «Эхо столицы» передает, что работы ведутся.
– Альпинистов? Каких альпинистов? – не сразу сообразил я.
– Шалина и Болтаева, – тактично напомнила мне Худякова. – Двух соотечественников в Тибете, ради которых Погодин объявил вчера голодовку. Их обоих уже заочно приняли в партию «Почва». В ночных новостях Первого канала был сюжет. Найти вам запись?
Жаль, меня вчера не просветили насчет камуцинцев, огорчился я. Мог бы приказать Тиме поститься в их пользу. Все-таки к родной почве ближе аборигены, чем альпинисты. И кадровый ресурс шире: не двух – двести душ можно единовременно зачислить в партию. А шамана – в политсовет, как руководителя местной ячейки.
– Не надо записи, – сказал я. – Лучше посмотрите, Софья Андреевна, что у меня сегодня дальше по плану.
– Лубянка, в 10-45, – ответила секретарша. – Я как раз уже собиралась вам напоминать. Пригласить в кабинет вашу охрану?
– Да, пожалуйста, звоните, пусть поднимаются, – распорядился я. – А я пока спецодежду им приготовлю…
Три минуты спустя Гришин и Борин вступили на ковровую дорожку.
– Вы позавтракали? – по традиции спросил я. – Может, заказать вам в столовой какое-нибудь мясо? Сегодня была вроде неплохая свинина на ребрышках, с французским соусом.
– Все нормально, Иван Николаевич, спасибо, сыты мы, – степенно произнес Гришин, – с утра шпикачек перехватили, грамм по триста.
– С горчицей, – прибавил Борин. – И пепси-колы, по маленькой.
– Тогда ступайте в ту комнату, переоденьтесь. – Я выложил на стол два комплекта бело-синей униформы. Третий был уже на мне. – Сегодня мы опять едем на Лубянку, к нашей фокус-группе.
При слове «Лубянка» в глазах у охранников промелькнула печаль.
– Понимаю, – посочувствовал я им. – Контингент непростой. Со своими-то тяжко, а уж с посторонними… Шумят, орут, мешают работать, не знают чего хотят, и вечно им ничего не докажешь. Но терпите, деваться вам некуда. Без ассистентов мне никак.
– Да мы, типа, не в обиде, – сказал Борин. – Надо так надо.
– Сами были такими, – поддержал Гришин. – Пока не поумнели. Вскоре мы все трое в одинаковом прикиде – синий низ, белый
верх, рация «уоки-токи» на поясе – вышли из служебного лифта. Шофер Санин уже знал от Софьи Андреевны, куда ехать, и страдал заранее, беззвучно ругаясь: в любое время дня Лубянскую площадь мучили заторы. Рождественка, Пушечная, Театральный проезд – во всей округе битком было от рассвета до заката. Железный Феликс, похоже, так намагнитил все прилегавшие к нему окрестности, что и пустой его пьедестал неумолимо притягивал к себе автомобили.
Знаменитое здание на Лубянке выстроили в конце 50-х по проекту архитектора Душкина. Пик своей популярности строение пережило в брежневские 70-е, а в начале 90-х, по понятным причинам, захирело. Больше трети работников разбрелись кто куда. Интерьер сильно оскудел. Даже уникальные механические часы на втором этаже перестали вдруг заводиться – после чего их сочли не подлежащими реставрации и демонтировали. Хозяева вынуждены были наступить на горло своим извечным принципам, отдав весь первый этаж в аренду автосалону. Лишь в недавние времена, в связи с новыми веяниями, хозяева сумели вернуть многое из утраченного, а кое-что и приумножить: такой многоярусной каруселью, возникшей на месте автосалона, гордился бы и тот, прежний «Детский мир»…