Есть, господин президент!

– Шишка, – подтвердил Вова. – Грандов, не слыхали? Миллионер, меценат, яхта трехпалубная… Надрался и забуянил еще днем, не дождавшись юбилея. В грузинский кабак его понесло, на Якиманку. Наш фотокор ездил туда снимать: главный зал, говорит, вдребезги, тротуар в осколках… Посольство Грузии уже заявило протест.

Мне стало не по себе. Вот уж не думала, что одна вареная луковица обладает такой разрушительной силой. И тем более не собиралась я осложнять российско-грузинские отношения. Мне-то доподлинно известно, что в духане «Сулико» не работает ни одного кавказца. Все, кто был, давно ушли с Тенгизом.

– Серьезные жертвы есть? – затаив дыхание, спросила я.

– Нету, – успокоил Вова мою совесть, – обошлось выбитыми зубами и материальным ущербом. Дело заведено, но до суда, понятно, не дойдет. Грандов отстегнул уже на ремонт и на дантистов… Ему тоже, кстати, челюсть будут поправлять…

Вот и славно, про себя порадовалась я. Ремонт – штука затяжная, зубы тоже. И Кочеткову и Гуле еще долго будет не до Яны Штейн. Ну почему бы Ленцу вот так же не подраться с Липатовым?

– Доброй ночи, Вова, – сказала я. – Все-таки мне надо идти спать. И, пожалуйста, попросите «Вернеров», пусть орут вполсилы. Или устроят себе технологический перерыв, минут на сто двадцать.

– Я их заткну, – пообещал мне полужурналист-полумент. – Чтоб мне провалиться. Пусть днем играют. А вы, если вдруг надумаете, заходите к нам. Завтра. Можно послезавтра. Мы гуляем еще пять дней, все оплачено. И выпить опять же с утра подвезут…

Когда я поднялась к себе в номер, надо мной еще шумел девятый музыкальный вал, но через пару минут стих: Вова честно выполнил обещание. Сон мой только и ждал затишья. Я тотчас же провалилась в цветной голливудский кошмар, где мой учитель Адам Окрошкин на пару с северокорейским вождем товарищем Ким Чен Иром – оба в красных спортивных костюмах и на мотоцикле, но без шлемов, – по-ковбойски влетали в витрину духана «Сулико» и толстой книгой били по темечку Грандова-Гулю… Тюк! Тюк! Стук! Стук!

Я продрала глаза. За гостиничным окном светало, на часах было около пяти утра, а стук из сна перескочил в явь.

– Яна, это Макс, – послышался из-за двери знакомый голос, – нам пора собираться, а то мы пропустим Тринитатского.

– Ладно-ладно. – Я с трудом подавила зевок. – Дайте мне еще пятнадцать минут. Можете пока забрать свой японский драндулет со стоянки и ждать меня на улице у входа.

Проклиная тех, кто придумал бегать ни свет ни заря, я довела себя до более-менее товарного вида и спустилась вниз на лифте. В вестибюле никого не было. Только на подоконнике рядом с аптечным киоском выстроилась батарея пузырьков из-под боярышниковой настойки, а на стойке портье сиротливо лежала чья-то фуражка.

От Пречистенской набережной до Земляного вала мы доехали без приключений и треугольную шапку опознали, едва увидели.

Вообще-то Адам Васильевич мог не упоминать головного убора – нигде поблизости не нашлось иных бегунов. Бывший шеф-повар «Пекина», низенький сухонький старичок, совершал утренний моцион в полном одиночестве. На Тринитатском был почти такой же «адидасовский» спортивный костюм, какой мне приснился на Окрошкине. Правда, синий, а не красный.

Подъезжать к бегуну на мотоцикле я сочла неприличным. Так что Макс оставил «кавасаки» на моем попечении и затрусил вслед за синим спортивным костюмом. Я увидела, как он поравнялся с Тринитатским, что-то ему сказал, получил не слишком пространный ответ, а затем трусцой вернулся ко мне.

– Он хочет, чтобы я показал ему «Искусство еды» с автографом.

Я вышелушила из газетной обертки подарок Адама Васильевича, и Макс с книгой в руке унесся к Астаховскому мосту. Изгиб Николоямской улицы скрыл обе фигуры. Появились они снова через пять минут. Теперь уже старичок в «адидасе» размахивал книгой в такт своему бегу, а Макс двигался с пустыми руками. Метров за десять до мотоцикла повар развернулся и снова потрусил к мосту.

– Он хочет… беседовать с вами… – проговорил Макс, подлетая ко мне. – Сказал, что там написано про Яну, а я – это не вы…

Вчера я перевыполнила недельную норму по бегу, но не спорить же с резвым дедом? Тринитатский старше меня лет на семьдесят. Если он может нарезать километры, то и мне отступать неловко.

Соскочив с мотоцикла и притопнув раз-другой, я кинулась в погоню за ускользающим старичком, но поравняться с ним сумела не сразу.

– Вы ученица Адама? – Тринитатский обошелся без предисловий.

– Да, Всеволод Ларионович, – послушно ответила я.

– Настоящая ученица? – Не сбавляя скорости, бывший шеф-повар «Пекина» придирчиво оглядел меня и остался недоволен. – Слишком уж вы юная для такого дела… – Тринитатский помолчал метров пятнадцать и добавил: – Ну-ка, мы сейчас это проверим. Отвечайте быстро и не задумываясь. Первое – что такое «Чи Гань»?

– Блюдо из куриной печенки, – без колебаний ответила я. На таком уровне я знала китайскую кухню. – Обычно готовится со специями «Хау Джо» и обжаривается в соусе с добавлением рисовой водки, белого перца, уксуса, лука зеленого, лука репча…