Есть, господин президент!

Все-таки надежные кадры подпирают нашу вертикаль, мысленно порадовался я. Если я скажу сейчас «да», он и вправду пошлет техников на башню – откручивать какую-нибудь важную гайку. А если бы я, к примеру, намекнул на пожар… на поджог… на пару-тройку случайных жертв… М-да. Ну хорошо, не будем испытывать вхолостую его веру в начальство. Гоша – не библейский Авраам, да и я, строго говоря, не Господь.

– С коммуникациями все в порядке, – успокоил я Климовича. – Дело в человеческом, черт его дери, факторе. Талантливые люди, сам знаешь, ранимы. Сережа решил, что его постигла неудача, – и вот уже готовый нервный срыв, сопли-вопли, «скорая помощь»…

Лес вокруг Гоши перестал быть темным: я дал ему в руки фонарик.

– Понимаю, Иван Николаевич, – моментально сориентировался Климович, – я о том и говорю… Человеческий фактор, ну да, разумеется. Оголенная душа творца. Журавлеву почудилось, что он вчера был не в лучшей форме… Он расстроился, запсиховал. Поэтому он сам попросил меня отменить утренний повтор…

– И стереть все записи шоу. – Я сделал ударение на «все».

– И размагнитить все записи, в том числе и технические, – эхом откликнулся сообразительный Климович. – Это, конечно, против правил, но разве такому работнику, как Журавлев, я могу отказать?.. Может, он меня еще просил об отставке?

Телебосс был готов на все – вплоть до закрытия шоу.

– А вот здесь уже перебор, – наставительно сказал я. – Лично мне программа «Дуэлянты» нравится, да и рейтинг у Сережи неплох. На твоем месте я бы такими звездами не разбрасывался.

Я повесил трубку, взглянул на часы и с удовольствием подумал: сколько полезного сделано за каких-то десять минут! Сибирь с Дальним Востоком спасены от психоза, все гаечки на телебашне уцелели, да и Журавлев, думаю, скажет мне спасибо, когда очухается. Все у меня схвачено. Порой я и сам от себя балдею…

Еще через десять минут ко мне в кабинет ввалились оба деятеля «Почвы». Юный и жилистый Органон смотрелся бодренько, а вот толстому Погодину путешествие далось нелегко. Он дышал шумно, с булькающим присвистом, ежесекундно утирал со лба пот, и на красном его лице отпечатался весь маршрут «Кремль – Охотный ряд – Кремль». Сколько-то метров из него оба проехали, но у нас, чтобы вовремя успеть, надобно и по старинке – ножками, ножками.

– Вот! – выдохнул Тима, ставя мне на стол белую картонную коробку с синими буквами на крышке – «Пирожные Черкашиных». – Это последнее… из тех самых, вчерашних… с Шаболовки.

Я открыл крышку и сразу увидел то, что надеялся увидеть, – реактивный снаряд «Фау-1» в миниатюре. Или, если быть точным, лишь конус его носовой части в масштабе один к сорока. Корпус из сдобного теста, на месте фабричных клепок – мелкие изюминки… Хотя нет, постой-ка! Все же как раз наоборот. Кулинарное изделие первично, военное – вторично. Это ведь клепки на реактивном снаряде расположились там, где в оригинале был изюм.

Машинально я принюхался: маленький снаряд, испеченный еще вчера, сохранял свежесть, аромат и едва ли не тепло духовки. Адольф, собака, нисколько не преувеличил насчет Verfuhrung'a – то есть соблазна. И как это у нашего Погодина хватило силы воли не сожрать третье пирожное сразу, за компанию с первыми двумя? Впрочем, телеэфир – наркотик, надолго отбивающий аппетит.

Погодин тактично отступил назад, не отводя, однако, глаз от поднесенного мне дара. Политик внутри Тимы все еще побеждал гурмана, но далеко не с разгромным счетом. Чтобы не дразнить лидера «Почвы», я закрыл крышку обратно и поощрил обоих гостей:

– Молодцы. Теперь вижу, что партия готова к новому спецпроекту.

Как я и думал, Погодин среагировал на приставку «спец». Он браво втянул живот, кое-как стреножил одышку и, честное слово, стал меньше потеть. Под влиянием босса юный Органон тоже проникся важностью момента. Он прекратил почесывать ногу о край стола и вынул руки из карманов. Когда-нибудь, глядишь, молодчик выучится держать ладони строго по швам. А в далеком будущем – чем черт не шутит? – даже начнет стричь ногти на руках.

Я встал из-за стола, надел приготовленный пиджак, поправил узел галстука, торжественно откашлялся и сказал Очень Важным Голосом:

– То, что вы сейчас услышите, должно остаться между нами.

Мне нравится импровизировать, а лучшие загибы получаются, когда ты собран и суров. Брови насупить, желваки напрячь, крылья носа сжать. Однажды, еще при Серебряном, я позорно провалил лекцию о ползучем грузинском гегемонизме и расширении НАТО на юго-восток. Причем аудитория была – мечта: Всероссийский съезд бухгалтеров, сплошь пожилые сонные тетки. И вот где-то на середине фамилии президента Грузии я вдруг вспомнил крайне матерный, но смешной анекдот и рефлекторно ухмыльнулся своим мыслям… Все. Оцепенение с публики спало. Мои дальнейшие попытки достучаться до бухгалтерских сердец успеха не имели. Особо наглые тетки навалились с претензиями, почему да отчего в Москве теперь нельзя купить боржоми. Стыдно вспомнить, но я сорвался и заметил, что кое-кому из присутствующих уже поздно пить боржоми…