Есть кто живой?

Панглосс, казалось, понял, что прощен. Он потерся о ноги хозяина и решил, что ему позволено вернуться на свое прежнее место. Это была завораживающая борьба великой кошачьей грации с нажитым долгими годами ожирением. Запрыгнув на стол, заставленный стеклянными пробирками, он виртуозно обогнул каждую из них, добрался до пространства, будто специально расчищенного для его кошачьей пятой точки, томительно запрокинул голову вверх и совершил потрясающий прыжок, явно противоречащий всем законам физики. Вскоре до нас донесся его храп. Эти звуки были не чем иным, как настоящим кошачьим храпом.

– Когда-нибудь во сне он свалится мне на голову, – обреченно произнес его хозяин. – Но мы с вами отвлеклись. Макс, с чего бы ты предпочел начать?

Я пожал плечами. У меня не было определенных пробелов в этом предмете: вся химия являла собой один огромный пробел.

– Тогда, пожалуй, с наглядного опыта, – ответил он за меня.

Тут началось настоящее химическое шоу! Он наполнял пробирки жидкостью, меняющей цвет лучше любого хамелеона, опустошал их, наполнял чем-то другим, грел и охлаждал, поджигал, тушил и снова поджигал. Их содержимое пенилось, бурлило, дымило. Комната наполнилась стойкими запахами химических веществ. Я как завороженный не сводил глаз с его рук, пытаясь запомнить ход реакций.

Мысленно я вдруг провел параллель с моей школьной химичкой. И с чего мне приспичило анализировать Снежану? Если подумать, это довольно еще молодая женщина, наделенная шикарными внешними данными. Может быть, действительно существует какой-то лимит способностей, которыми природа одаривает человека при рождении, потому что ее выдающаяся красота меркнет на фоне полного отсутствия душевности. Я всегда считал, что молодые педагоги, не замученные ведением журналов, отчетами, непроходимыми тупицами и, главное, неисправимыми нахалами, ревностно относятся к своей работе. Если это было действительно так, то Снежана Анатольевна оказалась исключением из этого правила. В первую очередь на рабочем месте ее интересует отчетность. Заполнив необходимые документы на своем столе, она приступает к заполнению пространства доски. Механические движения бесцветного мела по выгоревшей поверхности.

– Уравнение химической реакции… Валентность… Рисуем стрелочки… Вернусь – проверю…

А теперь еще и дурацкие алкаши-алканы… Разве обрывки этих фраз, долетавших до моего сознания, могли зародить во мне хоть малейшее желание к осмыслению написанного? Может, я и дальше неудачно списывал бы у Антохи, если бы, по мнению Нины Васильевны, не был «парнем умным, подающим надежды, да и родители у него интеллигентные».

Мои размышления внезапно прервал громкий женский голос, доносящийся из коридора:

– Опять надымили тут, черти полосатые! Выкурить меня решили? Дымище валом валит!

Голос звучал зычно и отчетливо, но отдельно, никому не принадлежав. Через минуту в комнату шаркающими шажочками вплыла хозяйка голоса.

«Тортила…» – была моя первая мысль при виде старушенции. Уж очень сильно она напоминала эту черепаху.

– Черти явились за тобой, бабуль, но я уговорил их остаться и выпить чаю, – сквозь смех ответил Синицын.