Он слегка покачнулся, осторожно, будто пробуя, напрягшись всем телом — она почувствовала — и потом через несколько бесконечно долгих, невыносимых секунд, расслабившись, шагнул. Голова кружилась так, что танцевать было невозможно. Она давно бы сошла с ума, упала в обморок, растворилась, если бы не его рука, уверенно лежащая на её пояснице.
Грудь раскалывалась на части от его спокойного дыхания над ухом.
Это было лучше, чем королевский бал. В тысячу раз лучше.
— Здорово, — просто, шёпотом, по-мальчишески восторженно прошептал он, будто доверяя ей самый важный в жизни секрет.
Музыка закончилась, а они всё стояли, замерев и, кажется, не дыша.
Он медленно отошёл от девушки и исчез в толпе. Ариана растерялась, не понимая, что происходит. Вдруг сзади к ней подошла Лола и сказала что-то. Девушка не поняла, что именно. Она не слышала, не понимала, стояла, прикрыв глаза. Лола качнула головой и вложила ей в руки розовый свёрток.
Себастьян быстро вернулся, тоже держа что-то в руках.
— С Рождеством, — тихо прошептала девушка, протягивая мужчине свёрток, а потом вдруг защебетала: — Я понимаю, это странный подарок и, наверное, не очень подходящий, но я не смогла найти ничего…
— Это… чудесно, — покачал головой он, развернув бумагу и разглядывая глиняную поделку. — Спасибо. А это Вам, — он улыбнулся, протягивая девушке коробку.
Та, исполненная любопытства, открыла её и ахнула. На дне лежал её медальон, тот самый, который сорвал с неё Питер, целый и невредимый.
— Вы починили… — ахнула она. — Это… я… спасибо, — вдруг сказала она и порывисто обняла мужчину. — Подарка лучше не могло быть, — прошептала она ему в плечо, чувствуя, что дрожит от того, что он осторожно положил руку на её талию, обнимая в ответ.
— Там есть ещё, — вдруг сказал он.
Ариана, нехотя оторвавшись от мужчины, заглянула в коробку вновь. Там лежал тонкий золотой браслет, сделанный так искусно, что и королевская семья могла бы позавидовать.
— Как красиво, — задумчиво произнесла она, разглядывая витые линии.
— Это браслет моей матери, — тихо сказал Себастьян и улыбнулся. — С Рождеством.
Это преступление — ощущать себя настолько счастливой, когда твоя жизнь, жизнь всего государства и твоей семьи под угрозой. Когда идёт война. Нельзя.
Но ей в первый раз за всю жизнь было наплевать.
========== 17. Пустота ==========
Морозная солнечная погода держалась почти с неделю. Но ни хрустевший под копытами Рояна, лучшего коня в Колоколах, свежий снег, ни широкие заснеженные северные просторы, сверкающие на солнце ярче бриллиантов после серых стен крепости, ни чистый воздух зимнего утра не радовали мужчину, несшегося галопом на великолепном вороном скакуне.
Он точно поговорит с ней. Сегодня же вечером. Просто зайдёт и поговорит, не думая ни о своих, ни о её чувствах. Тем более никаких чувств у Себастьяна нет и не может быть к этой… девчонке. Действительно, два месяца назад подобный разговор не стоил бы для него ровным счётом ничего. И почему он давал себе обещание поговорить с принцессой уже шестой день, Себастьян не знал.
Почему он, чёрт возьми, просто не может подойти к этой самой обыкновенной девчонке и сказать о… О чём? Себастьян толком не представлял. Только знал, что всё это, — тёплые, безгранично доверчивые взгляды, чёртова вера в то, что он, Себастьян, хороший человек, эти её огромные глаза, эти истинно осториановские улыбки во весь рот, — продолжаться не может. Нужно просто сказать ей.
Подняв глаза на бесконечно голубое зимнее небо, мужчина вдруг понял, что совсем не хочет врать этой наивной девочке. Хочет… просто взять и рассказать ей, отчего же он помогает Гарднеру, отчего так холоден с ней, отчего так бесчеловечен. Не хочет, чтобы она считала его монстром. Только… кажется, за эти четыре года он действительно стал тем, кем поначалу притворялся, — бездушным, холодным и эгоистичным монстром.
А девчонка эта жила, будто ничего не изменилось. Будто ей не умирать через месяц-полтора. При этой мысли Себастьян вздрогнул, вдруг ощутив в душе колкую, какую-то сердитую, спрятанную очень глубоко жалость.
Она жила будто бы совсем как обычно: смеялась, улыбалась, пела иногда немного охрипшим от сырости голосом, болтала с Лолой, Лейндом и Алестером, взахлёб слушала, как Себастьян играл ей на гитаре. Но мужчина видел, что жила она на разрыв. Глаза девушки, ставшие ещё больше, мягкие, серые, смотрели на него с надеждой. С какой-то обречённой надеждой, смотрели отчаянно, будто пытаясь запечатлеть, запомнить, будто… в последний раз. Говорила она лихорадочно, быстро, живо, слишком весело для несчастной худющей пятнадцатилетней девчонки. Смеялась громко, задорно и немного пугающе. Порой до слёз. Часто вставала на цыпочки и, ухватившись за решётку, подолгу смотрела в небо, впитывая в себя каждый луч солнца. Спала совсем мало, ночами тихонько плакала.
Что ж, ей есть о чём.