― А ты меня так ждал? ― хитро прищурилась Ариана.
На секунду она увидела борьбу в его глазах, а потом он вдруг просто ответил:
― Очень. Тур вальса, миледи?
Она рассмеялась и кивнула. Они танцевали круг за кругом, и Ариана чувствовала, как его осторожные пальцы успокаивающе поглаживали костяшки на её руках. Он молчал, но она слышала немой вопрос. «Почему руки такие холодные?» ― спрашивали его глаза.
Мне страшно.
Чего ты боишься?
И она не могла ответить.
«Я принцесса, во мне течёт королевская кровь, ― твердила она себе. ― Я не должна бояться». Но когда Нора, осторожно выловив её из потока танцующих, сказала, что нужно идти наверх, Ариана всё-таки вздрогнула.
― Вы ведь сказали ей, мама, чтобы она не слушала этих старух? ― спросила Кариана у королевы.
― Нет, ― пожала плечами Анамария.
― Тогда нужно её догнать! ― воскликнула Кариана. ― Вы же знаете, они сейчас ей наговорят Бог знает чего. Ей и так страшно…
― Нет, ― остановила её королева. ― Милая, моя дочь сражалась много раз: с Питером Гарднером, с холодом, с болью, с отчаянием и тоской. И всё-таки самая главная битва ― это битва с самой собой. Если она победит свой страх, я верю, что из неё выйдет настоящая королева.
***
― Вы должны быть во всём послушной мужу, ― говорила усыпляюще одна из пожилых женщин, приставленных мыть её.
― Угадывать все его желания и подчиняться ему, ― вторила ей другая, намыливая руки Арианы.
― Терпеть боль и не вызывать неудовольствие Вашего супруга слезами.
― Я ему игрушка, что ли?! ― наконец не вытерпела Ариана, взмахнув руками и случайно облив почтенных дам. Все трое осуждающе распахнули глаза.
― Я помоюсь сама, спасибо, ― чуть мягче сказала она, указывая им на дверь. Те, переглянувшись и сокрушённо покачав головами, вышли. ― Терпеть боль, не вызывать неудовольствие, ― передразнила она, вытираясь мягким полотенцем и надевая ночную рубашку, что ей приготовили. Она была очень широкой, и стоило лишь сбросить лёгкую материю с плеч, как она лужицей растекалась у ног Арианы.
― Всё предусмотрено, как я посмотрю, ― проворчала она, заворачиваясь в плед и садясь на кровать. Камин горел ярко, и в комнате не было холодно, однако она закуталась сильнее, пытаясь не дрожать.
Их общие покои ещё не были готовы, у Ричарда здесь своих не было, так что отвели Ариану в её собственную комнату. Это обязательно должно помочь. Здесь она прожила пятнадцать лет, здесь она станет женщиной. Ей нечего бояться.
Лёжа в постели под балдахином и кутаясь в шерстяное одеяло, Ариана не могла заставить себя не думать о том, что её ожидает. Днём, во время церемонии, она как-то держалась, но сейчас её просто лихорадило от страха. Ричард никогда не был к ней груб или жесток и никогда не будет. И всё-таки… Ариана пожалела, что здесь нет вина. Она никогда не пила его, но сейчас, наверное, стоило бы. У пьяных мужчин заплетался язык, глаза горели каким-то огнём, а страх пропадал напрочь ― именно это ей и было необходимо.
― Помоги мне, ― прошептала она, открывая свой медальон и всматриваясь в лик Девы Марии. ― Ну помоги же, пожалуйста, мне сейчас так страшно, как не было никогда…
Но никто ей не ответил, легче не стало, и она просто закрыла золочёную крышку, спрятав цепочку под кружевную рубашку.
«Всё хорошо. Это правильно. Мы женаты, мы должны это делать, в этом нет ничего страшного. Все это делают, ― твердила она себе. ― Именно так рождаются на свет дети. Значит, все женщины прошли через такое».
Ариана услышала шаги Ричарда ещё на лестнице. Она задрожала под одеялом, но, поборов желание укрыться им с головой, встала. Решимости хватило ненадолго, и она, всё-таки стянув с кровати одеяло и закутавшись в него, отвернулась к камину.
Дверь скрипнула ― и почему бы её не смазать? ― и закрылась. Она чувствовала, что он стоит за спиной, смотря на неё (наверняка зрелище то ещё: рубашка тончайшая, всё просвечивает, а перед огнём-то тем более).
Она королевской крови, она не должна бояться.
― Ричард, ― почти спокойно сказала она, разворачиваясь. Голос лишь чуть-чуть дрогнул. Он подошёл к ней на расстояние нескольких шагов и наклонил голову. Глаза смотрели тепло.
― Так страшно? ― тихо спросил он.
Ариана не сразу поняла, о чём говорит муж, а когда сообразила, не смогла сдержать улыбку.
― Немножко.
― Мы не обязаны этого делать, ― вдруг заговорил он быстро. ― Тебе только что исполнилось шестнадцать. Я подожду столько, сколько ты захочешь. И даже не думай сказать мне про приметы, ― предупредил он её возражения.
― Нет, ― всё-таки возразила она, подходя совсем близко и кладя руки на его плечи, ― приметы ― не пустой звук, это важно, да и… ― она вздохнула, ощущая тепло, идущее от него.
Любить ― значит отдавать себя целиком.
― Я сама хочу.
Вышло так интимно и тихо, что она тут же заговорила вновь:
― Только я совсем не знаю, что нужно… ну, делать…
Он улыбнулся, широко и тепло, и приложил палец к губам, обнимая её за талию. Ткань рубашки почти не чувствовалась, и Ариане казалось, что его руки лежат прямо на её пояснице. Она прерывисто вздохнула: было необычно, очень жарко и… приятно.