На этом все мысли, проносящиеся в моей голове, останавливаются, сталкиваясь друг с другом, как в массовой автокатастрофе: Лео ездил в этот лагерь всю свою жизнь, и Савви ездила в этот лагерь всю свою жизнь – а это означает, что
– Не очень хорошо, – говорю я. – Мы… я познакомилась с ней…
– На тех фотовстречах, да? – говорит Лео наконец заметив Китти в моих руках. – Она рассказывала, что хочет заниматься чем-то в таком духе.
Все это проносится в моем мозгу, как будто существовал пузырь, где лагерный Лео жил отдельно от обычного Лео, и кто-то взял и проткнул пузырь ножом. Он уже упоминал Савви раньше. И Микки тоже. Я пытаюсь слепить все воедино – расплывчатые образы людей, с которыми он переживал приключения в лагере, и двух девушек, которых я встретила в парке, но все так перемешалось, что образовалась полная неразбериха.
– Ну…
Я хочу сказать ему. Я
Он подносит телефон к моему лицу, и на экране появляется фотография. Я видела ее раньше. Это Лео с группой друзей из лагеря, все они с сияющими лицами и еще мокрые, только выбравшиеся из бассейна, обернув огромное полотенце вокруг четырех пар плеч. Микки – ее рот расплывается в широкой улыбке, на руках еще нет временных татуировок, стоит босиком. Незнакомый мне мальчик, с мокрыми кудрями и надутыми щеками, строит гримасу, прислонившись к Микки так, что она выглядит готовой вот-вот рухнуть. Более худая версия Лео из девятого класса даже не смотрит в камеру, широко ухмыляясь и явно предвкушая падение. А по другую сторону от него – Савви или ее более молодая и менее сдержанная версия. Ее влажные волосы пушатся и завиваются, как у меня, и она, одетая в однотонное платье с маленькими мультяшными рыбками, стоит, высунув язык так сильно, что Руфус мог бы позавидовать.
Она выглядит такой искренне счастливой, что я почти не узнаю ее.
– Ты знаешь, что у Савви суперпопулярный аккаунт в инстаграме, да? – спрашивает Лео. – Это из-за нее я завел наши. Она помогла мне с хэштегами в самом начале.
Эта информация заполняет меня. Несколько дней назад я даже не подозревала о существовании Савви. Теперь мне кажется, что она медленно просачивалась в мою жизнь годами, скрываясь там, куда я и не думал заглядывать – и, по всей видимости, даже там, где я смотрела.
Лео переводит взгляд на переднюю часть парома, где несколько человек сгрудились, чтобы полюбоваться видом. Он кивает в их сторону и говорит:
– В лагере Эвер… э-э,
Я прислоняюсь к окну парома, на время отвлекаясь от своих мыслей. Половина меня здесь, но другая уже живет в том моменте – в адреналиновом порыве, когда видишь что-то волшебное и знаешь, что у тебя есть лишь маленькое окошко объектива, чтобы запечатлеть это волшебство, и, порой, лишь доля секунды. Именно поэтому я больше всего люблю фотографировать природу и пейзажи. Никогда не знаешь, когда именно произойдет волшебство. Ничто не может сравниться с тем, когда удается запечатлеть магический момент и сохранить его навсегда – позволить чему-то значительному стать интимным и личным, потому что часть тебя принадлежит ему, а часть его принадлежит тебе.
– Хорошо, что ты знаешь Савви, – говорит он. – У нее, правда, талант улавливать такие вещи.
Я вздрагиваю.
– Мы не… Я имею в виду, я знаю больше
Это, по крайней мере, не ложь. Несмотря на то, что мы всю неделю переписывались обо всякой всячине, чтобы уточнить детали – то, что мы привезем с собой, от фотографий и записей о браке, которые мы нашли в интернете, до распечаток списков родственников по результатам ДНК-теста – я знаю о ней не так уж много. Если не считать то, что о ней знают полмиллиона человек благодаря инстаграму.
– Ха. Ну, мир тесен, – говорит Лео. – В любом случае, я рад, что ты осваиваешь инстаграм. Я постоянно говорю, что там куча возможностей…
– Да, да, – говорю я. Это очень смахивает на маленькую псевдолекцию Савви на прошлой неделе, тем более что мое присутствие в инстаграме может быть ее виной. Лео немного опускает голову, оглядываясь на горный пейзаж. – Но ты… довольно хорошо знаешь Савви?
Лео смеется таким двусмысленным, открытым смехом, какой бывает, когда ты хорошо знаешь человека, но не представляешь, как описать его другим людям. Я чувствую дрожь в теле, когда он замолкает. Я бы назвала это ревностью, но сначала мне нужно выяснить к чему: к тому, что Лео знает Савви, или к тому, что Савви знает Лео. А может, причина – неизбежность, которая заключается в том, что сейчас они оба, вероятно, ближе друг к другу, чем кто-либо из них ко мне.