Я хочу выбрать одно и бежать туда, в надежде, что выберу правильное и перехвачу его, но в том-то и дело… Я, может, смогу догнать его, но не могу изменить то, что только что произошло на кухне. В этот момент я даже не знаю, смогу ли угнаться за собственной жизнью.
Глава восьмая
– Ох, Эбс, не то чтобы я не рада тебя слышать… но сейчас почти два часа ночи в Италии, а если следовать простым математическим расчетам, в Сиэтле едва рассвело…
Я съеживаюсь, прижимая телефон ближе к уху, и отстраняюсь, чтобы избежать взгляда сотрудника лагеря, который неохотно впустил меня в главный офис после того, как я стояла возле него, как потерявшаяся собачонка.
– Сейчас пять утра, – смущенно говорю я Конни.
– Это за пределами добра и зла. Что они с тобой сделали?
По правде говоря, я звонила с твердым намерением расспросить ее о Лео и проанализировать разговор, который состоялся у них несколько месяцев назад. Но как только я слышу ее голос на другом конце провода, слова вылетают из меня слишком быстро, чтобы вопрос мог поспеть за ходом моих мыслей.
– Конни, ты не поверишь.
– Подожди, что?
– Он знал Савви всю жизнь…
– Подожди,
– Только теперь он в ярости из-за меня…
– Вернемся к моменту…
– Но все это не имеет значения, потому что я вырвусь отсюда, как только не будет слишком рано, чтобы позвонить родителям. Восемь утра, наверное, подходящее время…
– Эбби.
После нескольких секунд пережевывания она прочищает горло и говорит:
– Ладно, во-первых, если отбросить страшную ревность, что вы, ребята, проведете лето вместе без меня, пожалуйста, объясни, почему Лео злится? Мне казалось, возможности его гнева не выше, чем у крошечного щенка.
Я выдыхаю воздух из легких и наблюдаю, как запотевает окно офиса.
– Я… возможно, забыла рассказать ему о Савви.
Проходит мгновение.
– Ты забыла?
Это означает, что она не купится на это, впрочем, как и Лео.
– Я идиотка, – говорю я, чтобы не вдаваться в подробности.
– Ты не идиотка. Это поучительная история о том, как избежать конфликтов, но точно не идиотизм.
– Нет, это так. – Я опускаюсь на стул и откидываю голову на спинку. – Даже Савви ненавидит меня. Я разозлила одного из своих лучших друзей
– Подожди минутку. То есть ты хочешь сказать, что взломала все средства связи родителей и проделала весь этот путь, а теперь вот так сдашься?
О боже. Вот и одна из знаменитых ободряющих речей Конни. Я собираюсь с духом, хотя ожидала от подруги именно этого. Я бы не позвонила ей, если бы не это.
– Я имею в виду… Я хочу узнать, что случилось с родителями. Но не настолько, чтобы мучить себя следующие четыре недели.
– Прежде всего, забудь о своих родителях, – говорит Конни, не думая ни секунды. – Эта девушка – твоя чертова сестра. Ты знаешь, как я всю жизнь о таком мечтала?
Конни провела большую часть детства, выпрашивая у своих родителей братика или сестренку, и эти просьбы обычно достигали апогея всякий раз, когда рождался очередной из моих братьев. Всякий раз, когда кто-то принимал нас за сестер, это было для нее великим событием. Когда нам разрешали одним бродить по торговому центру, Конни всегда пыталась разыграть сестринский спектакль: «
– И вселенная только что преподнесла тебе это на блюдечке с голубой каемочкой. Ты хочешь сказать, что не хочешь узнать ее получше?
– Не думаю, что
– И разве ты так уж мучаешься? Разве ты не взяла с собой фотоаппарат? Разве не заводишь новых друзей?
Я хочу сказать «нет», чтобы оправдать свой отъезд. Но есть проблема – или три проблемы. Как выразился Финн – савванатики.
Вчера вечером я возвращалась в хижину Феникс, чувствуя себя грязью на подошве чьего-то ботинка, но открыла дверь как герой войны – оказалось, они ждали меня. Как только я распахнула дверь, хижина разразилась радостными воплями. Когда я поняла, что шум поднялся из-за меня, а не потому, что у кого-то горел спальный мешок, девчонки объявили, что все трое успешно записались на развлекательные мероприятия вместо подготовки к SAT, и никто ничего не заподозрил.
– Ты – спасительница, Эбби, – воскликнула Кэмерон, та самая, которая первой помахала мне рукой у костровой площадки. Она уже переоделась в другую пару неоновых леггинсов и майку, а ее улыбка была такой же яркой, как и ее одежда.