У меня сводит горло, и я вглядываюсь в туман, туда, где вдалеке должны быть пригороды. Большинство вещей, которые я могла бы загадать, нельзя получить. Это важные вещи: я бы хотела, чтобы Поппи был рядом, и мы не продавали «Бин-Велл». Или что-то менее глобальное, например, не так сильно беспокоиться о том, как у меня складываются отношения с Лео и Конни, или не беспокоиться, что на электронную почту родителей вот-вот прилетит письмо, из-за которого меня посадят под арест за прогул летней школы. Или то, что всплывает из глубины, порыв, который я обычно заглушала – я бы хотела стать достаточно взрослой, чтобы делать все, что захочу, спокойно выходить на улицу и фотографировать, путешествуя по всему миру, а не сидя в сонном пригороде.
Я бы хотела не чувствовать себя проблемой, которую должны решать мои родители. И, скрепя сердце, кое-что, похожее не столько на желание, сколько на исповедь: я бы хотела знать, почему они никогда не рассказывали мне о Савви. Почему лгали все это время. Я хотела бы, чтобы мне действительно была безразлична, как я твержу себе, наша ссора, ведь если это волнует меня, то будет намного труднее со всем этим покончить.
Я прячу лицо за видоискателем камеры. Пожалуй, на сегодня хватит желаний. В противном случае призрак столкнет меня с дерева за нытье, и мне придется найти себе место в этом лесу.
– Чего загадываешь? – спрашиваю я.
Финн приоткрывает один глаз.
– Чтобы все было не так дерьмово.
– Что все?
Он делает неловкий жест свободной рукой.
– Все.
Что бы ни значило это «
– Какого
Финн наклоняется и опускает голову, чтобы посмотреть на нее. А я даже не двигаюсь. Мне уже знакома эта складка на ее хмуром лице и угол наклона рук, упирающихся в бедра.
– Доброе утро, Сав, – говорит Финн.
– Серьезно? И ты туда же? Да что с вами обоими такое?
Попытка Финна наладить отношения между мной и этим инстаграмным разумом становится недействительной.
– Спускаюсь, о великий младший вожатый, кронпринцесса лагеря Рейнольдс, правитель хэштегов…
– Заткнись, Финн, – возмущается Савви. – Мы оба знаем, что ты ужасно лазаешь по деревьям и не можешь выполнять несколько действий одновременно.
– Да брось, это было десять лет назад. И я упал всего лишь с пары метров!
–
– Ну ты же от этого не умерла?
Я следую за Финном вниз, хоть и очень медленно. Его навыки лазания по деревьям в лучшем случае можно назвать неудовлетворительными. Наблюдая, как он спускается, я удивляюсь, как он вообще умудрился подняться. Я сосредотачиваюсь, чтобы случайно не оступиться, и это дает мне время, чтобы попытаться придумать колкость для Савви, но, когда достигаю земли, в мою голову так ничего и не приходит.
– Главное правило, – говорит Савви, вышагивая так, будто пытается проделать ров вокруг дерева, – это даже не относится к своду правил лагеря Рейнольдс, а негласный закон.
Финн смахивает грязь с плеча и подходит к ней, словно ожидая чего-то. Объятий или удара кулаком – или как там они друг друга приветствуют. Но Савви слишком сосредоточена на мне, чтобы заметить это, и Финн останавливается.
– Рада тебя видеть, Финн, – бубнит он под нос, имитируя голос Савви. – Мы целый год не виделись, как поживаешь…
– Так вот как это будет? – Савви прерывает его, направляя словесную атаку на меня. – Ты будешь бегать по округе и собирать выговоры, как карнавальные призы?
– Подожди, ты делаешь нам выговор? – спрашивает Финн.
Савви его не слышит и хмурится, глядя на меня с такой яростью, что кажется, ее вены вот-вот лопнут.
– А ну выплюнь ее.
Я хмурюсь в ответ.
– Это
– Выплюнь. Ее. Сейчас же.
Я смотрю ей прямо в глаза и выплевываю жвачку на раскрытую ладонь, протягивая ей большой слюнявый комок, и она отшатывается с отвращением.
– Савви не любит микробов…
–
Лицо Финна становится красным, и он делает шаг назад, пиная грязь.
– Они дают тебе блестящий бейджик младшего вожатого, и ты считаешь, что можешь нами командовать, да, Сав?
Эти слова настолько шокируют ее, что я замечаю то, чего предпочла бы не видеть. Что-то до боли знакомое отражается на ее лице. Речь даже не о том, что можно увидеть, – речь о чувствах. Это не связано с моими мамой, папой, братьями. Это я. Мое замешательство, мой страх. Даже если бы видела ее впервые, я бы все равно это почувствовала.
Она вздыхает и говорит:
– Вы оба получаете выговор, и когда мы вернемся в лагерь, избавьтесь от контрабанды в ваших чемоданах.
Я топаю пяткой, впечатывая ее в грязь.
– Ладно. Забирай все, что хочешь. Я уезжаю.
Я почти довольна собой, наблюдая, как взлетают ее брови.
– Ты никуда не уедешь. Ты обещала…
– Я ничего не
Она делает резкий шаг ко мне, берет последнюю карту из своей колоды и безжалостно разыгрывает ее.
– Ты должна вести себя, как моя сестра.