– Иу-у. Хорошо. Приступайте. Я спускаюсь вниз, чтобы начать готовить ужин. – Прежде чем уйти, она сжимает руку Финна, удерживая его. – Я очень рада тебя видеть. Поговорим позже.
Что-то меняется в выражении лица Финна, когда она уходит вместе с Руфусом, который следует за ней хвостиком, но прежде, чем я успеваю решить, спрашивать ли его об этом, он уже врывается в хижину, отлепляя жвачку от руки с таким видом, будто это великая драгоценность, а не самая отвратная вещь, которую мы когда-либо видели.
Мы осматриваем комнату и замираем при виде кровати с лампой из гималайской соли, книгой под названием «Весеннее расхламление мозга» и безмерным количеством собачьей шерсти цвета Руфуса.
– Ах, – невозмутимо говорю я, – но как же мы узнаем, какая кровать принадлежит Савви?
Финн не теряет ни минуты.
– Я пойду первым. Ты стой на стреме возле двери.
– Ну, если раньше я не чувствовала себя преступником, теперь точно чувствую.
– Не раскисай, Бабблз. Да и к тому же мы всего лишь прилепим немного жвачки к верхней кровати над ее местом. Мы же не подсыпаем цианид в ее асаи-боул[18]
.Финн начинает разделять комок жевательной резинки на мелкие кусочки и, прищурившись, создает жвачный шедевр. Я слежу за дверью, позволяя прохладному послеполуденному ветерку трепать мои кудри, впервые за весь день погружаясь в тишину и желая, чтобы Финн поскорее все закончил. Судя по его молчанию, он тоже витает где-то в облаках.
– Ну вот, теперь твоя очередь, – говорит он через несколько минут.
Когда я ныряю в пространство между кроватью Савви и койкой над ней, я чувствую вполне резонный укол вины за осквернение «святости спального места» – выражение Савви из недавней истории в инстаграме, а не мое, – но потом вспоминаю, что она приговорила меня на две недели к отковыриванию засохшего сырного соуса с обеденных тарелок, поэтому возвращаюсь в эту (по общему признанию отвратительную) игру.
Финн превратил свою жвачку в гигантскую букву «Ф», поэтому я следую его примеру и оставляю перед ней букву «Э». Как омерзительно. Финн подходит, чтобы осмотреть нашу зараженную микробами визитную карточку, когда я заканчиваю, и удовлетворенно цокает языком.
– Высокое искусство. Мы должны открыть магазин на Etsy[19]
и продавать сувениры из жвачки.– Мы должны убраться отсюда к чертовой матери, вот что мы должны сделать, – говорю я, так нервничая, что – как бы иронично это ни звучало, – мне жаль, что у меня нет жвачки, чтобы успокоить нервы.
На пути к двери я замечаю, как Финн изменился. Он стал бодрее, чем был сегодня утром после того, как Савви продинамила его. Даже если она захочет сбросить нас с причала и скормить титулованным уткам, которые тусуются на окраине лагеря, я думаю, от этого она станет немного счастливее.
– Итак, – говорит он, как только мы оказываемся на безопасном расстоянии от хижины. – Я обещал тебе классные виды, и у меня есть несколько на примете.
Я поднимаю брови.
– Сколько из них связано с нарушением правил?
– Всего лишь все. – Должно быть, он считает любое выражение моего лица положительным ответом, потому сразу направляется в сторону причала. – Пойдем.
Глава двенадцатая
Конец дня подкрадывается ко мне так быстро, что ничего не остается, кроме как загнать Лео в угол на его территории, заявившись пораньше на кухню. Из-за двери я слышу, как он переругивается с Микки из-за подготовки к завтрашнему завтраку, оживленно споря, к каким блюдам лучше подходит джекфрут – соленым или сладким.
– Я лишь говорю, что
– Почти все. Джекфрут – это хайп в мире кулинарии; эта страна просто не успела его распробовать. В любом случае, отведай мой турон[20]
, и у тебя не останется сомнений насчет его достоинств в десерте.– Ничего не имею против твоего турона, но…
Лео замечает меня первым, застыв у раздачи. Я замираю, и мы смотрим друг на друга, как смотрят испуганные олени, когда натыкаются на человека в лесу.
Я прочищаю горло и произношу тихую молитву, чтобы боги каламбура простили меня за мои грехи.
– Я знаю, у тебя не было в планах Дэй…
Лео застонал, но это сработало – на его лице появляются зачатки улыбки, которую он почти не пытается скрыть. Микки треплет его по руке и подмигивает мне.
– Пойду-ка встречусь с Финном, раз уж мы тут закончили. Свое кощунственное мнение о джекфруте отбрось куда подальше.
Когда Микки уходит, на кухне воцаряется тишина, нарушаемая лишь моим неловким шарканьем подошвой по кафельному полу и шуршанием завязок фартука, с которыми возится Лео.
– Хочешь выйти на улицу? – спрашивает он наконец.
Я киваю, полагая, что единственный человек, который может попрекнуть меня за уклонение от обязанностей по кухне, это, вероятно, сам Лео.