– Ты знаешь, что дико, – говорит Лео приглушенным голосом, но не так, будто волнуется, что Савви вернется, а будто не хочет нарушать тишину. Мы придвинулись еще ближе друг к другу, его голое колено касается моего, из-за чего по моей коже пробегают мурашки. – Я имею в виду, помимо того, что твои родители хранили от тебя этот огромный секрет. Несмотря на то что я знаю вас обеих целую вечность, и вы, по сути, точные копии друг друга, почему-то мне ни разу не приходило в голову, что вы можете быть сестрами.
– Э-э, потому что мы слишком разные?
Я готова, что Лео скажет что угодно, но не станет защищать Савви.
– Вам обеим нужно попытаться поставить себя на место другой, – говорит он, подтверждая, что Микки уже рассказала ему о нашей ссоре. – И будь попроще с Савви.
– Эй. На чьей ты стороне?
– Ни на чьей, – говорит Лео. – Вы обе мне слишком дороги.
Знаю, что глупо так думать, но эти слова – последнее, что я хочу слышать. Особенно когда я не в своей тарелке, окруженная со всех сторон друзьями Савви и фан-клубом Савви – не просто погруженная, а погрязшая в мир Савви.
– И у вас больше общего, чем ты думаешь.
Я фыркаю.
– Никто не похож на меня. Ты сам сказал это на пароме, не так ли? – говорю я, указывая в сторону воды. За то время, что мы разговаривали, она приобрела зловещий, пурпурный цвет, а небо налилось краской и покрылось облаками. – Она такая взвинченная. Одержимая своими правилами и расписанием. В основном она бегает в тревоге. Мы совсем не похожи.
– Эм, Эбби, ты, типа одна из самых тревожных девушек, которых я знаю.
Я вскидываю брови. Обо мне можно сказать многое, но уж точно не это. Во всяком случае, глядя на мои оценки, уверена, можно возразить, что я
– Я имею в виду, ты моя… мы лучшие друзья. Я знаю, что мы с Конни шутим по поводу того, что ты уходишь от решения проблем, но это своего рода тревога, понимаешь? Думаю, что иногда ты бываешь подавленной и… избегаешь чего-то. Закапываешь их.
Это больно, и он это знает. Вот почему он говорит это так мягко, и почему дает мне возможность сказать, что он неправ, хотя мы оба знаем, что это не так. Доказательство можно найти во многих вещах, но прежде всего в расстоянии между нами – не в физической отдаленности, а в расстоянии, которое я сама же создала.
Не рассказывала Лео о Савви. Не рассказывала о своих чувствах, когда они появились. Не рассказывала все эти месяцы, и с тех пор они стали только сильнее.
– Конни сказала, что я просто пуффендуец, – напоминаю я, пытаясь отмахнуться от этого.
– Конечно, она же истинный слизеринец. Плюс она живет, чтобы сражаться за тебя в твоих битвах. – Лео смотрит на меня с вызовом. – Ты же знаешь, что мы всегда на твоей стороне, верно? Но есть вещи, в которых ты должна признаться себе.
Мы оба знаем: он не имеет в виду, что я лгу насчет Савви.
Но эта натянутость между мной и Лео – я избегаю признать ее не ради себя. Ради него. Потому что он прав, как и тогда, когда сказал это сразу после БНИ. Мы лучшие друзья. А быть чьим-то лучшим другом – это ответственность, целая жизнь секретов, обещаний и общих моментов, которыми делятся осознанно. Своего рода контракт. «
Сейчас таких вещей слишком много, и они врезаются в мое сердце. Все эти хрупкие, драгоценные моменты, разделенные между нами троими, годы, которые превратились во что-то более определенное, чем время, но настолько неустойчивое. Все это может рухнуть за то время, которое мне потребуется, чтобы посмотреть на Лео и сказать ему: «
Эта мысль настолько громкая, что я вздрагиваю, будто кто-то прокричал ее мне в ухо. Лео наблюдает, и мое сердце подскакивает к горлу, так как я боюсь, что он это услышал. Или что это так же ясно написано у меня на лице, как и звучит в голове.
– Эбби…
Он снова это делает. Сражается в моих битвах за меня. Дает мне возможность сказать все, что нужно сказать.
Я делаю вдох. Моя грудь расширяется, будто воздух может что-то изменить, если я с его помощью расскажу правду. Есть два варианта: либо я не нравлюсь Лео и буду раздавлена этим. Или я действительно
В любом случае, я проиграю. Единственный способ не дать всему развалиться – вообще ничего не говорить.
Я перевожу дыхание.
Небо вспыхивает, раскат молнии проносится по воде, разветвляясь на столько частей, от чего кажется, будто земля раскололась. Гром раскатывается вдалеке, и его грохот долетает только через несколько долгих секунд, поглощенный землей, но глубокий и звучный, потрескивающий в наших костях.
– Ни хрена себе! – восклицает Лео.