– Ну, во-первых, – говорит он, улавливая мой намек, – он плохо влияет на тебя. Думаешь, я не слышал, как он вчера вечером затащил тебя на это дурацкое дерево
– Он не подвергает меня опасности, он делает это, потому что помогает мне…
– Потому что он пытается застать тебя
– …и действительно заботится о моем увлечении фотографией.
Я произношу эти слова пренебрежительно, пытаясь прервать этот спор и перейти к самой сути, которая ни коим образом не связана с Финном, зато очень тесно связана с нами.
– Ты думаешь, меня не волнует твое увлечение фотографией? – спрашивает Лео с возмущенным смехом. – Я даже не… даже не знаю, что на это ответить. Я имею в виду – если ты думаешь, что я не поддерживаю тебя, есть целая страница в инстаграме, полная твоих фотографий, которые показывают, насколько ты не права в этом случае.
Я стиснула зубы. Мы оба знаем, к чему я веду.
– Похоже, тебе нравится удерживать меня.
– Когда это я…
– Это не связано с фотографией, – перебиваю его я. Неистовый ураган моего гнева усилился, принял форму, за которую я могу держаться, придавая каждому слову, исходящему от меня, свой собственный вес. – Это подвешенное состояние все чертово лето. Я не нравлюсь тебе настолько, чтобы ты хотел быть со мной, но ты не хочешь, чтобы я обрела счастье с кем-то еще.
Лео смотрит на меня, настолько потрясенный, что я могла бы сжать свое обвинение в кулак и бросить его в него. Но тут словно что-то прорвало плотину, и все устремилось за ней, пробивая себе путь на поверхность.
– Да, я все понимаю, Лео. Ты не воспринимаешь меня так, как я воспринимаю или
Мой голос срывается на последнем слове. Что-то раскалывается в нем, судя по выражению его лица, и я понимаю, что наконец-то достучалась до него. Теперь я не живу в удобном промежуточном положении, притворяясь, что Лео знает и не знает, что я чувствую. Все разложено по полочкам, и я вместе с этим.
– Ты думаешь, я не сказал тебе, потому что ты не важна для меня?
Я могу только смотреть на него. Я не знаю, как еще ответить, чтобы не выдавать того, что внутри меня.
– Неужели ты не понимаешь? – Глаза Лео загораются, и теперь уже я молчу в полном шоке. – Я почти отказался от поездки. Потому что, конечно, ты мне нравишься, Эбби. Я хотел сказать тебе, но я… я знал, что не смогу этого сделать, если когда-нибудь уеду.
Вздох, который я собиралась выпустить, застрял у меня в горле, мой гнев растворился так быстро, что мои кости почти забыли, как поддерживать мое тело без него.
– Что?
Он ничего не говорит, но ему и не нужно. Я вижу, как отражаются мое замешательство и боль. Я вижу, как шестеренки вращаются в его мозгу так же, как они вращаются в моем, насколько значимо то, что он только что сказал, и что это значит, а что нет.
– Лео, я… – Я хочу быть счастливой. Я ждала несколько месяцев, надеялась вопреки всякой надежде, что он скажет мне это. Но я никогда не думала, что после этого он скажет что-то настолько мрачное.
– Ты думаешь, я буду стоять на твоем пути? После всего, через что мы прошли, ты действительно так обо мне думаешь?
Лео закрывает глаза, выдыхая что-то тяжелее воздуха.
– Нет, Эбби, в этом все дело. Я боялся, что буду стоять на своем пути. Потому что я знал, что, если ты чувствуешь то же самое, я никогда не смогу уйти.
Мы оба затаили дыхание, зная, что следующие несколько мгновений определят то, кем мы являемся в этой жизни друг для друга. Мы сделали безрассудные шаги, чтобы прийти к этому моменту, но нам придется теперь ступать осторожно, чтобы вернуться обратно.
Я качаю головой.
– Я бы заставила тебя уехать. Ты ведь знаешь это, верно? – Я даже не задумываюсь, когда делаю шаг к нему и поднимаю руку вверх. – Вот что…
– О боже.
Его взгляд прикован к моему запястью. Боль пронзила мою руку – неудобное и такое несвоевременное напоминание о том, что я сломана в прямом и переносном смысле этого слова. Я пытаюсь прикрыть запястье рукавом, но Лео слишком быстро реагирует, его прикосновение легкое, как перышко, но достаточно твердое, чтобы я поняла, что лучше не отдергивать руку обратно.
– Какого