— Отбирай, тем более что она служебная. Разговор закончен. Ты мне больше никто! — он развернулся и вышел прочь. Это была последняя капля. Сегодня он переночует у мужиков в общаге, а завтра они едут в Москву. А там посмотрим. Только Нины уже в его жизни не будет.
***
— Что это, Орлов? — Захаров поднял взгляд от исписанных листов.
— Рапорта, товарищ полковник.
— Рапорта? А ты у нас уже во множественном числе, как «Николай Вторый»? — продолжал бурчать Захаров, посматривая на телефон. Алёнка вышла на работу, но сегодня пока ещё ни разу не позвонила, что его немного беспокоило.
— Никак нет. Но… Павел Константинович, у Павла Коршуна день рождения, а мы в этот день всегда к его вдове Маше ездили. В этом году я, Воронов и Ястребов. Он вместо Серёги, Соколов в командировке.
— Без тебя знаю. К Ястребовым заедете? Татьяне Владимировне и Алексею Михайловичу привет передадите. Давай свои рапорта, подпишу. На сколько едете?
— На два дня, товарищ полковник.
Орлов стоял перед командиром и внимательно смотрел на его порывистые движения. Нервничает Павел Константинович, хотя после услышанного на похоронах Андрея полгородка на нервах. Откуда у Тамары Ивановны столько злости? Дмитрий помнил её в свои школьные годы — добрая, красивая, неунывающая, дом всегда открыт, и покормит, и приласкает, и уши надерёт при случае. После произошедшего Лида уехала в Двуреченск, дома практически не появляется, мама Даша говорила, что она живет у своей подруги Лены, что пыталась тогда вернуть Андрея к жизни. Но увы! Страшно, наверное, видеть смерть близкого и родного человека, понимая, что ты не можешь ему помочь. В штабе говорили, что девчонкам выделяют квартиры в новом доме, хотя они днюют и ночуют в своей реанимации. Как когда-то его Лена… маленькая Элли Виардо…
— Держи. Жду возвращения, полста седьмой к твоему возвращению будет готов. Возьмёшь «семёрку», Дим?
— Да, — улыбнулся Орлов, — она моя.
— Вот и прекрасно. Удачи.
Дмитрий вышел из кабинета командира, свернул в боковой коридор, и вскоре заверенные в кадрах рапорта легли на стол командира, а майоры Орлов, Воронов и Ястребов с дорожными сумками и подарками «упаковались» в машину Ястребова.
***
Саша провернул ключ в замке и глубоко вдохнул, открывая дверь в родительский дом и вдыхая аромат маминых духов.
— Мам, пап! Я приехал! — закричал он с порога, быстро стягивая короткую дублёнку и ботинки. В глубине квартиры послышался неясный шум, что-то упало и покатилось по полу, а через несколько секунд в прихожей появилась красивая стройная женщина. Она молча подошла к Александру и крепко прижала к себе, целуя в висок. — Здравствуй, мам.
Ястребов отстранил мать и прищурился, разглядывая нестареющую красавицу Татьяну Владимировну.
— Не понимаю, как отцу удалось такую женщину заарканить!
Татьяна Владимировна мягко рассмеялась и тихо прошептала сыну на ухо:
— Ты, сынок, только ему не говори, но это я его заарканила. Знаешь же эту поговорку — если женщина решила сделать мужчину счастливым, то она это сделает…
— …Где бы ни прятался этот несчастный, — со смехом договорил за неё вышедший следом мужчина. Высокий, широкоплечий, всё ещё красивый и подтянутый. Он протянул руку сыну и похлопал его по плечу.
— Каким ветром, сын?
— На побывку. И жену друга проведать.
Ястребовы переглянулись, и Алексей Михайлович тихо спросил:
— Кто?
— Паша Коршун, пап. Но уже давно, почти два года прошло. А вот… Андрей…
— Да, нам сообщили.
Татьяна Владимировна порывисто обняла сына, будто пыталась защитить своего ребёнка от неприятностей и бед, но он с улыбкой обнял мать и отстранился.
— Что же мы в дверях-то стоим? Сашенька, проходи, сынок. Я сейчас на стол накрою. А вы пока с отцом поговорите.
— А где мой неугомонный братец? Опять в горы подался?
Ястребовы улыбнулись: братья Александр и Владимир всегда дразнили друг друга, но при этом защищали один другого и перед родителями, и перед недругами. Как говорил Алексей Михайлович — «мне иногда кажется, что мы с матерью не знаем и сотой доли того, что творят наши отпрыски».
Татьяна Владимировна скрылась в боковой двери, а Алексей Михайлович осмотрел внимательно сына и кивнул головой, без слов приглашая того в кабинет. Вскоре отец и сын сидели в глубоких креслах, маленькими глоточками потягивая коньяк.
— Пока матери нет, говори. Только вот что — я о гибели Павла и без тебя знаю, и про аварию вашу тоже. Я ж недаром свой хлеб ем, ты мне скажи, что обсудить приехал, а потом мы вдвоём решим — говорить матери или нет.
Ястребов сделал глоток, поставил бокал на стол и спокойно произнёс:
— Ей по-любому сказать придётся, отец. Я с Ниной развожусь.
Ястребов-старший кашлянул, потёр подбородок и тихо уточнил:
— Это твоё решение? Или оба к этому пришли?
— Моё, пап. Как оказалось, она для себя уже давно всё решила. Ещё когда замуж за меня шла.
— Так, так. Неужели за «генеральского сынка» замуж выходила?
— А ты всё так же зришь в корень, отец. Откуда дровишки?
Ястребов-старший ухмыльнулся: