Есть такие края…

Они вспомнили, как решили участвовать в шествии Бессмертного полка. Накануне было тепло, а встав утром, они увидели, что на улице идет снег с дождем, как в таких условиях будет проходить парад, было непонятно. Но не идти было нельзя, как-то стыдно перед теми, чьи портреты они собирались нести, и перед всеми другими, пережившими войну, и честно выполнившими свой долг. И они пошли на городскую площадь. Программа праздника была обширна, все-таки праздновали юбилейную дату. Дети в легких костюмчиках танцевали, читали стихи. Матери стояли рядом, держа наготове теплую одежду и термосы с горячим чаем. И когда чья-то заполошная мамаша запричитала на предмет того, что же это делается, и что бедные деточки теперь все заболеют, другие женщины сурово одернули ее. Это было первое потрясение, испытанное Ольгой и Павлом в тот день. А потом начался парад. Под дождем лихо промаршировала дивизия, а потом шли отряды старшеклассников. Одеты были кто в чем, строй держали кое-как. Понятно, погодные условия не располагали к торжественным маршам. И вдруг из гущи очередного, готовящегося к выходу на площадь отряда прозвучал резкий мальчишеский голос: «Мужики, как договорились!». Парни сбросили свои куртежки, и, оставшись в белоснежных рубашках, пошли, четко печатая шаг. У всех присутствующих подкатил комок к горлу от гордости и восхищения. Оркестр оборвал бравурный марш и заиграл «Прощание Славянки», военные в толпе отдавали мальчишкам честь, и самые красивые девочки школы бежали за ними, неся в руках их одежду. «Пока есть такие ребята, Россия будет жить», – подумала тогда Ольга. Но что-то безумно трагическое привиделось ей в этих тонких белых силуэтах, уходящих вдаль, за струи студеного ливня. Потом пошел Бессмертный полк, народу было много, все несли портреты своих родных. Над городом поплыл поминальный звон церковного колокола, по телу побежали мурашки. Было полное ощущение единения всех, кто шел в этом строю и живых, и мертвых. Когда миновали Вечный огонь, напряжение спало, кто-то пустил по рядам фляжку с водкой, и это не было аморально. Сделав глоток, люди расслаблялись. Молодой человек в очках, шедший рядом с Павлом затянул «Катюшу», не попадая в ноты, и путая слова. Ольга подхватила, вскоре над колонной уже мощно звучала знакомая с детства, до боли родная песня. Настроение было такое, что если бы на пути колонны стоял мэр и раздавал всем лопаты, то люди могли бы построить если не Днепрогэс, то, во всяком случае, отремонтировать какую-нибудь дорогу. Но мэр не стоял, вся энергия, как всегда, ушла в ничего не значащие слова на митинге. Со временем эмоции улеглись, на следующий год, шествие превратилось в казенное мероприятие, возглавляемое местными чиновниками, и Ольга с Павлом перестали выходить на улицу 9 Мая. Они нашли памятник Сталину в затерянном в Уральских горах поселке, и стали ездить туда с друзьями. Они не поклонялись Вождю, они поклонялись тем, кто шел в бой с его именем на устах, потому что другого имени не было. Они поклонялись тем, кто погиб под Сталинградом, ибо город переименовать можно, но Битву нельзя. Они поклонялись логике послевоенного восстановления и созидания, и это хоть как-то удерживало их от отчаяния и безысходности последних лет.

«Паш, а ты понимаешь, для чего мы на войну попали?» – задала Ольга мучавший ее вопрос. «Все другие наши «прыжки» показывали нам нашу неправоту в каких- то важных моментах. А сейчас что? Что мы должны осознать? Отказаться от своих идеалистических представлений о Войне, перестать отмечать День Победы? Сказать, что наши предки погибли зря? Да не будет этого. Никогда». «Может быть, нас так готовят к нашей предстоящей Битве, мы же не знаем, что там будет. А вдруг струсим. Может, проверяют…». Так они проговорили всю ночь, пока на рассвете поезд не привез их в родной город.

Глава 8