Есть только миг (СИ)

Я сняла здесь, на окраине Венгсити, дом. Даже, пожалуй, домик — один из самых маленьких в округе, зато и самый дешевый. К тому же, видно было, что владелица давно не занималась своей собственностью — вся обстановка древняя, бедненькая — есть только самое необходимое. Впрочем, две спальни, укомплектованные мебелью, там были, кухня с необходимым минимумом оборудования тоже была, и даже все работало — это уже хорошо.

Деньги я в последнее время тратила с опаской, потому что совершенно не представляла, какими будут расходы, зато прекрасно помнила свои доходы — и они были не слишком велики. И вот теперь денег как не было, так и нет, зато я умудрилась купить наложника. Впрочем, иной вариант я и не рассматривала — раз Ейсенийя согласилась продать этого очень невезучего парня, я его забрала. Будем жить в этом доме, пока останутся деньги на съем жилья… Почему-то появляется сравнение с тем, кто, лишившись собственного дома, подбирает на улице котенка, потому что в одиночку маленький зверенок точно умрет от голода и холода. Ну, вот и будут пытаться выживать уже вдвоем…

Впрочем, какая разница — я давно уже живу только сегодняшним днем, а Валерий — мое приобретение — вообще уже ни на что не надеялся. На самом деле, он должен ненавидеть меня, а он… нет, не ненавидит.

Не знаю, зачем я сделала то, что сделала… Хотя, возможно, знаю — проверяла, не ошиблась ли я в своем порыве; проверяла, что же за человек мне достался, и… наказывала его так, как он привык. В их культуре — в нашей культуре, ведь я ничего не забыла — измена жене и предательство Дома подразумевают страшное наказание, именно то, что озвучила его хозяйка. Она хотела его достаточно помучить, кастрировать и казнить. Я вспомнила все садистские навыки, которые знала. Я не ненавидела его, просто это было наказание. Я хотела проверить его предел.

* * *

Здоровенный мужчина беспрекословно подчинялся женщине, от которой мог просто сбежать — ведь ни я, ни его бывшая хозяйка не ставила ему чипы и не заковывала в наручники.

Он терпел, даже не привязанный, как позаимствованный у Ейсенийи стек располосовал ему спину, и я совсем не жалела его, не заботилась о сохранности кожи, я оставила достаточно кровавых полос.

В довершение я приказала: «Раздвинь ягодицы руками и держи их». Он послушно выполнил приказ, уже непроизвольно вздрагивая от боли, и контролировал руки, чтобы они тоже не дрожали. Порка по яйцам — надеюсь, я не сделала его калекой, для этого заменила стек на строгий флоггер, но боль все равно была адская, в этом нет сомнения. И ни звука от него, только тело содрогалось в уже неконтролируемых мышечных спазмах.

— Все, наказание закончено. Можешь опустить руки. — И я ушла и оставила его одного.

Глава 4

Майя

Валерий сдавленно стонал, уткнувшись в подушку. Почувствовав чужое присутствие, он поднял лицо. Заплаканное, с искусанными губами — он точно не думал, что кто-то его увидит. Впрочем, вряд ли можно контролировать свое поведение при такой жуткой боли, которую он испытывал. Мне показалось почему-то, что, плюс к строптивому нерабскому характеру, судьба еще и наградила его повышенной чувствительностью к боли, и вообще повышенной чувствительностью. Видимо, чтобы уж наверняка…

— Выпей таблетку, это обезболивающее.

Он попробовал встать, стискивая зубы от боли.

— Лежи, только голову подними. — Я поддержала ему голову, протягивая на ладони таблетку, а потом давая запить водой. Все равно больно, конечно — при малейшем движении задействуются мышцы спины, да и остальные, которые стали слишком чувствительными после наказания.

Ну, что же, раз все это он пережил, значит, теперь будем лечиться. Я обтерла его лицо мокрым полотенцем, самым мягким, которое смогла найти, и осторожно попыталась смыть кровь со спины, не касаясь ран, потом снова намочила полотенце, положила и расправила на воспаленной коже прохладную ткань.

— Спасибо, госпожа, — тихо поблагодарил он.

— Пока еще не за что, — ответила я.

Я хотела дать ему на раскаяние и обдумывание своего поведения часа два, оставив одного и не смягчая боли, но все же пришла раньше, не выдержав, наверное, и часа. Думаю, сам он был уверен в том, что его оставят так на всю ночь.

Первым делом после приезда я сделала запас иши, потому что этого средства очень не хватало мне на Земле, а теперь впервые использовала его по назначению. Когда спины наказанного коснулась какая-то неизвестная мазь, он непроизвольно вздрогнул. Я вспомнила, как он отреагировал на чашку с водой, и успокоила:

— Не бойся, это не перец, или жгучая мазь, это ваш иши. Сейчас будет легче.

Видимо, боль стала действительно стихать. Он дотянулся до моей ладони и поцеловал ее, почти лизнул, как собака. Только ничего мерзкого или унизительного для него в этом поступке я не видела, тем более, что мы наедине, никто посторонний не видит, а если ему это нормально, то мне… мне неожиданно оказалось приятно. Просто искренняя благодарность и доверие. Нет, это не унижение. И надеюсь, что это не холодный расчет, потому что он даже не представляет, насколько глубоко успел забраться мне под кожу.

* * *