Есть время жить

Подобное тоже бывало, только редко, а в последнее время, такое впечатление, чувство парализующего страха превращалось для Гринвальда в правило. В прошлый раз он ощущал такой страх совсем недавно, когда лежал, обездвиженный вражеским магом, и был уверен, что вот прямо сейчас его запытают до смерти. Обошлось – у мага нашлись на него свои планы, Гринвальд сохранил и жизнь, и здоровье, но сейчас он сомневался, не лучше ли было умереть тогда.

На свою беду, Гринвальд имел в голове кое-какие мозги и прекрасно понимал, что когда умирает король, начинаются смута и дележ власти. А когда начинается смута – летят головы, причем больше всего достается тем, кто был в фаворе у почившего владыки. А Гринвальд как раз и попадал под определение фаворитов. После бесславно проигранного сражения (ну да, поле боя осталось за руалийцами, и формально это была победа, но любой здравомыслящий человек понимал, что по результатам это – самое настоящее поражение) Руалии нужны были герои, и, за неимением лучшего, подошел и оборотень. Ну в самом-то деле, до конца вел бой, сумел ранить вражеского мага, которого перед этим безуспешно пытались задавить всей армией, не ударившись в панику выследил его после чудовищного взрыва, и вернулся живым. Причины этого знать никому не требовалось, что Гринвальд оборотень вообще никто не знал, так что дождь наград выглядел вполне логично. Орден, кошель с деньгами, восстановление в звании… Все это замечательно, конечно, но как только король умрет, шкура Гринвальда будет стоить меньше, чем его трофейные штаны. А Гринвальду умирать пока что совсем не хотелось. С врагом хоть воевать можно, а свои точно не пощадят. Надо было что-то делать, и Гринвальд понимал, что.

Аккуратно сложив небогатые солдатские пожитки, он тенью выскользнул из палатки в тот момент, когда темнота опустилась на лагерь. Очень удобно – он ведь теперь был офицером, а значит, положена собственная палатка, то есть никто не мешает спать. Ну, или смыться по-тихому. Часовые, конечно, по периметру лагеря ходили, но они смотрели наружу, а что происходит в самом лагере, их интересовало мало. Обмануть их не составило труда, и вскоре Гринвальд уже скрылся в лесу, все так же бесшумно и быстро. Все, первая часть плана увенчалась успехом, теперь можно было подумать и о том, что делать дальше.

Может быть, стоило бы задуматься о плане действий раньше, но Гринвальд, как и многие солдаты, был суеверен и не хотел планировать. А то запланируешь – а тебя бах по голове чем-нибудь тяжелым… Впрочем, если думать о будущем, то в первую очередь надо было разжиться транспортом, лучше всего лошадьми. А то на своих двоих далеко не уйдешь, а в волчьей шкуре много не унесешь. Да еще и не факт, что перекинуться получится, бросать же свои кровью заработанные вещи Гринвальд тем более не собирался. Так что отошел он от лагеря подальше и двинулся по дороге, внимательно прислушиваясь.

Ну, как говорится, на ловца и зверь бежит. Острые слух и обоняние оборотня обнаружили на дороге целых четыре лошади при одном-единственном наезднике. Правда, запах у хозяина лошадей был странным, но противным он не был, и Гринвальд не особенно обратил на него внимания – главное, один. Одного человека Гринвальд опасным не считал. Жаль, в кромешной темноте даже его зрение не позволяло гарантированно свалить человека из лука, поэтому оборотень решил просто изобразить разбойника. Вышел и сказал:

– Стоять! Слазь с лошади!

Человек отреагировал адекватно – остановился, поднял руки, показывая, что не вооружен, и начал медленно слезать на землю. Что-то Гринвальду показалось странным в его движениях, но что именно он понял только после того, как подошел поближе. Человек обернулся, и прямо перед собой оборотень увидел серую кожу и зубастую пасть…

Джурайя

Тот, кто сказал, что летать на драконах – запредельное удовольствие, явно никогда не летал на драконах. Весь полет Джурайя боролась со своим желудком, который упорно лез вверх и стремился выплеснуть залитое в него вино на кого-нибудь, кто идет внизу. Девушка не знала, что помогло ей справиться с тошнотой – то ли гордость и сила воли, то ли осознание, что с такой высоты все равно промахнется.

С некоторой завистью она смотрела на сидящего впереди Альберта. Мальчишке полет не доставлял, казалось, ни малейших неудобств – чувствовался огромный опыт. Сидел ровно, даже глаза не прищуривал. А и чего их прищуривать? У него очки, причем края их обшиты кожей, чтоб не задувало. Да и одет в куртку из толстой кожи, удобную для полета. Ни для Джурайи, ни для Адриса такой одежды не нашлось, ну да и ничего удивительного.