Аркадий вспоминал одну за другой строки, строфы. Целые стихотворения и поэмы всплывали со дна детской памяти. «Всё это, видите ль, слова, слова, слова», – бормотал Пушкин, мысленно расписываясь в получении очередной строчки. Великий однофамилец будто бы заранее предвидел все жизненные ситуации, все чувства и мысли юного Аркашона – цитировать можно было постоянно, и наш Пушкин делал это вначале про себя, затем – вслух. В школе он вскоре прослыл поэтом (хотя был никаким не поэтом, и даже не читателем – а, скорее,
– Паситесь, мирные народы, – сообщил однажды Пушкин одноклассникам, обедающим хлипким минтаем, воткнутым, словно стрела Чингачгука, в облако картофельного пюре. Набалованный домашними яствами Пушкин индейским минтаем брезговал и покупал себе в буфете заплетённую, как девичья коса, слойку с творогом.
«Народы» в ответ зароптали, и кто-то даже запулил в Аркадия рыбьим хребтом. Только Юля Дурова весело расхохоталась. Понять, благодаря кому она расхохоталась – обоим Пушкиным или объеденному минтаю, – было трудно. Аркадий на всякий случай собрался с мыслями и обратился к стрелку лично:
– Ты ужас мира, стыд природы, упрёк ты богу на земле!
Юля совершенно по-мальчишески почесала свой замечательный лоб и приказала:
– Пушкин, дождись после алгебры.
Алгебру, между прочим, Пушкин искренне любил и хорошо знал – мама впоследствии сокрушалась, что Аркашон не пошёл учиться в политехнический, как было принято среди юнцов их круга. Но в тот момент нашему герою было не до алгебры: Аркашон в ожидании встречи краснел и по-собачьи вздрагивал. Но ничего выдающегося не случилось, Юля всего лишь попросила помочь ей придумать стихотворное поздравление по случаю свадьбы старшей сестры.
– Но я не поэт! – испугался Пушкин. – Я просто знаю много стихов!
Юля не поверила и даже рассердилась: он что, не хочет ей помочь? Не хочет – не надо, Валентин Оврагов из 10 «Б» просто спит и видит выступить автором свадебных виршей!
При упоминании Оврагова Пушкин загрустил – это был первый школьный красавец, который каким-то мистическим образом умудрялся совмещать по-модному разнузданный образ жизни с безукоризненной учёбой. На памяти Пушкина повторить этот подвиг не смог более никто. Помимо прочего, Оврагов прогремел на всю школу и как поэт – а не какой-то там
Юля требовательно смотрела на бедного Пушкина, а он пугливо тасовал в уме цитаты, как назло, не подходящие случаю: «Когда-нибудь монах трудолюбивый найдёт мой труд усердный, безымянный…», «Беги, сокройся от очей!» и совсем уж неуместное: «Скорей! Пошёл, пошёл, Андрюшка!»
В конце концов он, конечно, согласился – а вы как думали? Грозная тень Валентина Оврагова и тёмные глаза Юли Дуровой просто не оставили ему выбора.
Сестра Юли Дуровой звалась Татьяна: одно из немногих имён, без каких-либо причин, а всего лишь в силу звучания несимпатичных Аркашону. Это была красивая бойкая девица мещанского замеса, готовая посвятить всю себя собиранию шикарного гардероба и прочих вещественных свидетельств счастливой судьбы. За год до описываемых событий Татьяна трудилась продавцом в магазине дамской одежды, где и познакомилась со своим избранником – трогательным великаном Димочкой. Неловкий Димочка запутался в дамских нарядах, гроздьями падавших с плечиков, как рыбка в сетях старца-подкаблучника. Димочка пытался выбрать подарок любимой маме, не зная толком ни её размера, ни вкуса, ни предпочтений, – во всяком случае, рассказать о них Татьяне Димочка внятно не смог. Он всего лишь делал своими огромными руками волнообразные движения в воздухе и краснел так, что Татьяне стало жарко. Пришлось выпутывать Димочку из скрученных тряпок, а потом вместе с ним выбирать подарок для неведомой женщины. Что с первой, что со второй задачей Таня справилась блестяще: отвела Димочку в соседний парфюмерный маркет и помогла купить французские духи. Так поступают все девушки… Вначале они готовы горы свернуть ради потенциальной свекрови, ластятся к ней, задаривают и льстят почём зря, ну, а когда дело уже сделано, выясняется: мама мужа на самом деле противнейшая тётка, не достойная даже глиняного сувенира к празднику Международных женских дел! Таня с годами тоже заметно разлюбила свою свекровь, но ведь и та ненавидела невестку по-девичьи страстно, так что чувство их было взаимным, на свой манер счастливым.