Эстафета

Слева и справа от дороги вздымались живописные склоны, поросшие миртовыми и оливковыми рощами, которые источали на солнце дурманящий аромат. Встречались здесь и вековые кряжистые дубы, и стройные сосны, идущие на мачты для кораблей. А там, вдали, теснились горные вершины, вдруг напомнившие Тилону смертельную схватку на горном плато и слепого вождя восставших крестьян, который спас ему жизнь ценой собственной жизни…

Одна из вершин, возвышавшаяся среди других и особенно густо поросшая лесом, привлекла внимание Тилона, и он спросил у случайного спутника, как она называется.

— Ты, видно, издалека? — спросил тот.

— Издалека, — согласился Тилон.

— Знай: это и есть священный Олимп, жилище богов, — произнес торжественно путник. — А вон там, правее, — это холм Крона…

Тилон долго стоял, вглядываясь в Олимп, но ни одного бога, хотя бы самого завалящего, второстепенного, не обнаружил. «Боги попрятались от жары», — подумал он, снова пускаясь в путь. Спутник его семенил рядом.

Они миновали перевал, и перед ними открылась олимпийская долина — неправильный четырехугольник, весь видный сверху как на ладони. У самого края долины возвышался храм. Словоохотливый спутник пояснил Тилону, что храм посвящен супруге Зевса — Гере, матери олимпийских небожителей.

— Близ этого храма проводятся Героиды — женские спортивные игры наподобие Олимпиад. Ведь на Олимпиадах женщинам запрещено появляться — я имею в виду стадион и ипподромы.

— А если женщина рискнет и появится там, что ей грозит? — спросил машинально Тилон, мысли которого были заняты другим.

— Смертная казнь!

Бурный Алфей казался отсюда прихотливо извивающейся серебристой змейкой. А вон и Кладей — широкий ручей, впадающий в олимпийскую реку и щедро питающий ее своими водами.

Они спустились в долину, миновали богатый храм, посвященный Гере, и взяли влево. Вдоль дороги потянулись небольшие, но исключительно пышные строения, непохожие одно на другое, — каждый дом был на свое лицо.

— В каждом из этих строений хранятся дары Олимпиаде от определенного города или государства, — сказал всезнающий спутник Тилона. — А дальше, за строениями, ты видишь портик Эхо…

— Тот самый? — переспросил Тилон, и у него от волнения перехватило на миг дыхание.

— Ну да, — кивнул собеседник. — В этом портике главный судья Олимпиады или глашатай будет провозглашать победителя в каждом виде состязаний, и эхо повторит его имя семь раз, даря бессмертие на века!..

Тилон остановился, разглядывая портик, о котором столько слышал. Толпа их обминала, толкала, задевала краями одежды, поругивала — стали, мол, посреди дороги, словно ослы!

— Что с тобой, парень? — забеспокоился наконец спутник Тилона. — Голову напекло? Пойдем в тень, к фонтану. Попьем немного, умоемся.

Тилон что-то пробормотал.

— Что, что? — не расслышал спутник.

— Здесь, в портике, через несколько дней глашатай провозгласит и мое имя, — тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес Тилон.

— Идем, — потянул его за рукав спутник. — Я же говорю — ты перегрелся на солнце. Хорошо хоть, в дороге не свалился.

— И эхо повторит мое имя семь раз! — продолжал, не слушая, Тилон.

— Повторит, повторит, — проворчал спутник. — И не семь, а двадцать семь раз. От чего-чего, а уж от скромности ты, парень, не умрешь! А может, ты того?.. Винцом перед нашей встречей побаловался, а оно теперь и вступило в голову?

Тилон и впрямь походил на пьяного: глаза его горели, волосы растрепались. Они без всякой цели бродили по долине Алфея, и все привлекало его внимание, на все смотрел он как завороженный.

— Сознайся все-таки: что там у тебя в свертке? — в который раз спрашивал спутник.

— Говорю же тебе — сокровище! — буркнул Тилон и отвел его руку.

— Вот-вот. Я и говорю: перегрелся малость, — покачал головой спутник.

Внимание Тилона привлекло огромное двухэтажное здание, украшенное мраморными колоннами. Их было столько, что зарябило в глазах.

— Леонидион? — догадался Тилон.

— Верно. Чего-то ты, парень, знаешь. Эта гостиница Леонидион, больше которой нет в Греции, а значит, и во всем мире! Одних колонн сто тридцать восемь, — добавил спутник с гордостью, будто самолично обтесывал и устанавливал эти колонны.

— Сколько там комнат? — спросил Тилон, надеясь поставить спутника в тупик.

— Представь себе — целых восемьдесят! — без запинки отвечал тот. Такое и представить себе трудно. В Леонидионе живут самые почетные гости Олимпиады. Но, коль скоро ты участник Олимпиады и даже ее будущий победитель, зайди попытай счастья, — с ехидной улыбкой произнес спутник, но Тилон пропустил его слова мимо ушей. Вообще он находился в каком-то странном полусне, когда явь трудно отделима от фантастических грез.

Болтливый спутник что-то говорил и говорил не смолкая, но до Тилона, без устали озирающегося по сторонам, долетали только отдельные слова:

— Вон палестра — там тренируются атлеты… Гимнасиум… Священная роща…

Священная роща — Альтис — встретила их таинственным шелестом листвы и благодатной тенью. Здесь стояли бронзовые статуи победителей предыдущих Олимпиад, отлитые лучшими мастерами Греции.