Эстафета поколений

— Так вот, — продолжал профессор, — все это достаточно сложно. Мы не имеем права ошибаться, открывая саркофаги. И я надеюсь, что случай с «Джимом Бокстером» — наша первая и последняя ошибка подобного рода. За минувшие дни, как вы знаете, были тщательно проверены и хранилища и архивы. Мы обнаружили еще несколько саркофагов, более или менее сомнительных в смысле документации. Мы уточним их содержимое позднее. В этом случае целиком оправдает себя старая пословица: «Лучше позже, чем раньше». Но мы, к сожалению, не нашли в архивах документов, которые могли бы быть документами нашего «Бокстера». Что он не Бокстер — это совершенно ясно. Но кто он, мы не знаем… А он пока не хочет помочь нам. И, чтобы не травмировать его психику, мы вынуждены условно принять подсказанную ему нами же версию. — Снова взгляд в сторону Вила. — Сейчас мы попросили помощи у историков. Может быть, они сумеют установить, кто в действительности этот человек. Может быть, он сам, поразмыслив, скажет нам правду. Ведь пока остается непонятным и то, зачем было криоконсервировать совершенно здорового человека, далеко не достигшего предельного возраста той эпохи. Я исключаю, чтобы это могло быть сделано вопреки его желанию…

— А если это все-таки особый эксперимент? — предположил кто-то.

— Тогда и документация сохранялась бы особенно тщательно, — возразил профессор. — Мы нашли бы ее. Наконец, были бы публикации на эту тему.

— А преступление? В ту эпоху преступления нельзя исключать. Например, ради получения наследства. Не могли его заморозить обманным путем?

— Очень мало вероятно, — задумчиво произнес профессор Норберт. — От него легко могли избавиться более простым способом… Итак, заканчиваю. До вынесения наших результатов и достижений на суд Всемирной Академии мы решили показать «Бокстера» широкому кругу современников. Общественность чрезвычайно заинтересована результатами эксперимента и служба Публичной информации уже неоднократно обращалась к нам с просьбой организовать интервью с воскрешенным предком для всей планеты. Такое интервью состоится завтра. Вопросы есть? Нет… Заседание закрывается.

На лестнице, ведущей из зала заседаний, к профессору Норберту подошел высокий совершенно седой человек с очень резкими чертами смуглого, словно вырубленного в камне лица и внимательными темными глазами. Одет он был изысканно, хотя и несколько старомодно.

— Профессор Усам, — представился он.

Имя это ровно ничего не сказало профессору Норберту. Он молча поклонился и вопросительно взглянул на гостя.

— Я психиатр, — продолжал тот, — представитель профессии, достаточно распространенной в нашу эпоху. Меня пригласили ваши коллеги-психологи из отдела… забыл, как он у вас тут называется…

— Слушаю вас, коллега, — очень вежливо сказал профессор Норберт, все еще недоумевая, чего от него хотят.

— Так вот, я смотрел вашего Бокстера, даже разговаривал с ним…

— Гм… Ничего не знал об этом. Никто меня не предупредил, — сухо заметил профессор Норберт, крайне недовольный тем, что к его пациенту подключили постороннего.

— Повторяю, меня пригласили ваши психологи, — объяснил гость, словно догадавшись о мыслях собеседника. — Это было перед самым заседанием совета, и вас не стали тревожить. Прошу извинить за невольное вторжение в ваш эксперимент без вашего разрешения, но у меня было слишком мало времени. Через несколько минут я должен уехать.

— Вы с чем-то не согласны? — Профессор Норберт потер переносицу и заставил себя улыбнуться.

— Напротив. Я присутствовал на заключительной части заседания и не имею никаких возражений. Единственно — завтрашнее интервью для широкой публики… Вы не считаете его преждевременным? Я, конечно, понимаю — интерес широкой общественности, настойчивость службы информации, но…

— Но?.. — повторил профессор Норберт. — Продолжайте, пожалуйста.

— Я совершенно согласен с вами относительно состояния здоровья и психики вашего подопечного. Несмотря на некоторую нервозность, вполне понятную в его положении, некоторую растерянность и крайнюю нестабильность характера, я не нахожу в его психике патологических отклонений. Он неотесан, груб, недоверчив, но это, в определенной степени, черты эпохи. Он ее представитель…

— Типичный представитель! — поднял палец профессор Норберт.

— Не знаю, типичный ли… Впрочем, вам виднее. Он у вас далеко не первый. Дело не в этом. Он отдает себе отчет в своих действиях, он может их полностью контролировать, может, но…

— Но?.. — снова повторил профессор Норберт.

— Но не всегда хочет. И вы, вероятно, это заметили. Может быть, это тоже одна из особенностей той эпохи. Ею, кстати, можно было бы многое объяснить, многое из того, что было и что теперь кажется нам совершенно бессмысленным… Вот это первое… И второе — ведь он же ничему, абсолютно ничему из того, что вы ему рассказываете и даже показываете, не верит…

— Придет время, убедится, поверит.

— Может быть, тогда и показать его на экранах?

— Мы покажем его не один раз. Пусть люди собственными глазами увидят его постепенную адаптацию в современности.