Естественное убийство – 3. Виноватые

– Сеня! – вздохнув, терпеливо продолжал Северный. – Напомню тебе, что я тоже не олигарх. Мало того, никогда им не буду. Смешно, но никогда и не хотел им стать. Мне вполне достаточно того, что я – более-менее обеспеченный обыватель. И в последнее время чаще более, чем менее. Я всегда отдавал, отдаю и буду отдавать себе отчёт в том, что мне не стать заоблачно богатым человеком. Я к этому не стремился. Денег должно быть ровно столько, сколько их должно быть на тот образ жизни, что ты выбираешь. Я свой выбрал и вполне доволен. Мне нужна качественная выпивка, но она качественна и не за десять тысяч долларов бутылка. Мне нужна хорошая, комфортная одежда, обувь, мебель и всякие прочие аксессуары человеческого бытия, но я не буду изо всех сил стараться заплатить не за материю, кожу, древесину или порцию бифштекса, а за бренд. Качество материала, кроя и строчки – да. Мягкость кожи, комфорт колодки – да. Пристойный дизайн и плотницкое искусство – да. Чистая скатерть и мастерская кухня – да. Бирка, марка, престиж – нет. Я не соревнуюсь. Я живу. Да, мой стакан мал, но я пью из своего стакана. Понимаешь? Мне нужно побережье Тихого океана, но мне не нужна вилла на побережье Тихого океана. Я доволен тем, что мне вполне хватит на билет и на плюс-минус комфортную гостиницу. Да и друзей у меня по всему миру хватает. Я люблю женщину и уверен, что и она любит меня. И я просто терпеливо жду. Жду не бездействуя. Но не бездействую я терпеливо. Улавливаешь мою мысль?.. Чего вдруг такие истерики? Ты вдруг понял, что пьёшь из пластикового стаканчика газированное вино, в то время как кто-то хлещет из хрустального бокала настоящее шампанское? И срочно затопал ножками: мол, и мне, и мне! И срочно, сейчас же!.. Никто тебе не внял, не налил; ты хочешь растоптать свой пластиковый стаканчик назло хрустальному бокалу и, отползя в угол, подыхать от жажды в надежде, что мир, опомнившись и устыдившись, принесёт тебе всё на пресловутом блюдечке с голубой каёмочкой? Спешу тебя огорчить, Семён Петрович, и хрустальному бокалу, и миру наплевать на трагедию пластикового стаканчика. Они даже не заметят, что ты усох в углу от обиды. Живи, Сеня. Работай. Упорно работай и с удовольствием живи. Тебе на что не хватает? Или ты думаешь, что, каким-то чудом умудрившись стать олигархом, ты будешь почивать на лаврах? Ну вот оно, ладно! Вот – случилось, произошло! И что, мой маленький хнычущий Сеня? Как ты себе представляешь своё олигархическое будущее? Блэк-джек, шлюхи, все дела? Окстись, Сеня! Ты минуты спокойной иметь не будешь… Впрочем, я тебя успокою: ты никогда не станешь олигархом.

Соколов от речей Северного начинал подвывать на манер хаски, внезапно посреди мирной московской квартиры вспомнившем о своей волчьей крови.

– Не станешь, не вой. И я не понимаю, что тут за горе такое. Великосветскости желаешь? Соколов, из тебя такой же аристократ, как и из небезызвестного господина Кокса[6]. Он, помнится, только обрадовался, когда всё вернулось на круги своя. Принадлежит тебе уютная парикмахерская? Вот и владей с удовольствием. А выше головы прыгнуть не пытайся.

– Это кто ещё такой, господин Кокс? – ревниво уточнил Сеня. – И какая ещё парикмахерская? Что ты вечно туману напускаешь?

– Кокс. Коукс-Коукс. Эх, Соколов, Соколов! Я всё время забываю, что ты – страшно необразованная, тёмная личность. Тебе будет стыдно в гостиных у олигархов. Они в последнее время очень подтянулись в смысле культурного развития. Начни своё триумфальное шествие к сияющим вершинам модных альпийских курортов с заучивания пары-тройки фамилий. Пушкин. Лермонтов. Шекспир. Теккерей. К слову – тоже Уильям. – И, немного помолчав, Северный добавил: – Хотя, похоже, баба у вас в семье вовсе не твоя «милая крошка» Леся.

Когда Соколов не понимал, о чём идёт речь, он только отмахивался.

Если быть честным, Семёну Петровичу не требовалось разумных доводов и дружеской беседы. И уж тем более сарказма, коим его щедро потчевал Всеволод Алексеевич. Соколову хотелось сочувствия. Бессмысленного пустого сочувствия и, возможно, разговоров-сплетен о том, что те, кто стали тем, кем стали, недостойны. В отличие от него, достойного господина Соколова. Но Северный ему не сочувствовал, не жалел и в сплетни, охи-ахи и беседы о судьбах нации не вступал. И Соколов ныл-выл ещё больше. Некоторые мальчики, когда они нуждаются в бессмысленном пустом сочувствии, становятся на порядок сопливей маленькой разобиженной девочки, недовольной, что её больной пальчик не так поцеловали, и выдумывающей страшные истории про бабая – для более выраженного утешительного фитбэка от няньки.

И Сеня под страшным секретом поведал Всеволоду Алексеевичу, что его очередной откат пошёл не по адресу и ему-де на этом основании грозят страшные санкции и вообще – рейдерский наезд. Он боится лететь в рабочую командировку, потому что уже видит, как его арестовывают прямо на паспортном контроле.