Естественное убийство. Невиновные

Плотно набив несколько пакетов привычным набором «№ 2» на случай «матушка при смерти» и прикупив цветы – два букета, всё красиво и по правилам, – Всеволод Алексеевич в полчаса донёсся до «отчего дома», который был всего лишь квартирой. Неплохой, просторной, в историческом центре, – но всего лишь квартирой. Припарковавшись во дворе, мухой выскочил из машины и понёсся открывать Алёне Дмитриевне дверцу. Такой у него был старорежимный пункт: открывать дамам дверцы кареты. Нынешние дамы делились на две категории: первые – стремительно выносились сами, вторые – сидели и слишком манерно ожидали. Первые, вероятно, стали таковыми не от излишней эмансипированности, а просто по отвычке от заботы. Вторые переигрывали с женственностью, возводя её в фарс. Раздражение Всеволода Алексеевича вызывали и первые, и вторые. Отчего он так стремительно нёсся? Да чёрт его знает. Чтобы попытаться снова выработать полезную привычку у первых и не слишком долго наблюдать обезьянничанье вторых. Алёна Дмитриевна не вынеслась и не дожидалась. Сидела себе спокойно и разглядывала что-то под глазом в откинутое зеркальце козырька. «Женщина, – подумал Северный. – Каждая новая сцена как выход на подиум – надо быть во всеоружии». Алёна Дмитриевна очень нравилась Всеволоду Алексеевичу. Чем ужасно его раздражала. Старые холостяки набиты парадоксами.

–Что-то в глаз попало?

–Да нет. Любуюсь, как в переменчивых обстоятельствах ведёт себя моя анизокория. Это очень любопытно, хотите посмотреть?

–Анизокория? В сорок лет?! И давно?

–Пока в тридцать девять. Давно. Очень давно.

–Вы должны были умереть от неоперабельной опухоли мозга, от тромбоза сосудов, от аневризмы, от чёрт знает какой ещё патологии, которая вызывает анизокорию! Вы знаете, что с вами?

Вместо ответа Алёна повернулась к Северному и, как две ромашки, распахнула глаза. Правый зрачок был в норме, с учётом освещённости. Левый – с бусинку бисера.

–На самом деле я умерла давным-давно. Точнее – меня убили. Я – зомби! – и расхохоталась.

–Чудеса! – Всеволод Алексеевич подал ей руку, про себя в очередной раз хорошо подумав о Сене – при всей его болтливости, он не сливает чужих «интересных дел». Во всяком случае, «интересных дел» тех, кто ему дорог. За десять лет мог бы и найти время, и повод, и место!.. Она же сказала, что Сеня давно пытался. Но Семён Петрович никогда и ничего об Алёне Дмитриевне не рассказывал!

Из динамика домофона на дежурное приветствие «Мам, это я!» ничего не ответили, но магнитный замок издевательски щёлкнул.

–Второй этаж. Маму зовут Маргарита Пименовна.

Рита Бензопила стояла в коридоре.

–Здравствуй, мать! – Всеволод Алексеевич чмокнул её в щёку и вручил букет.

–Здравствуйте, Маргарита Пименовна! – вежливо сказала Алёна Дмитриевна и доброжелательно улыбнулась.

–Заходите! – только и бросила матушка Северного.

Ритин внезапный речевой минимализм, обычно так нехарактерный для неё, был обусловлен тем обстоятельством, что вот уже лет десять её, мягко сказать, великовозрастный сын не приводил в дом матери ни девушек, ни женщин, никого вообще. Если бы Рита Бензопила была чуть более подвержена стрессовым внешним воздействиям, можно было бы сказать, что она в шоке. Но поскольку шок – это клиническая категория для обозначения критических состояний, в результате которых развивается кризис макро– и микроциркуляции, а также синдром полиорганной и полисистемной недостаточности, то, в общем-то, при виде всего лишь женщины, пусть даже и такой красивой, как Алёна Дмитриевна, шок не возникнет ни у кого. Так что если у кого-то на лбу просто написано: «Я в шоке!» – это всего лишь литературщина. Вот если бы матушка Всеволода Алексеевича рухнула к его ногам, то стоило бы проверить ЧСС и АД. Иди знай, не в шоке ли?

–Можете не разуваться! – обратилась Рита Бензопила к Алёне Дмитриевне.

Это прозвучало как: «А ты кто такая?!»

Матушки могут сколь угодно хотеть устроить судьбу своих давно уже выросших, если не сказать – стареющих, сыновей, но любое вот такое внезапное вторжение самки, наверняка претендующей на полновластное и единоличное владение её кровиночкой, в девяносто девяти, запятая, девяносто девяти процентах случаев вызовет именно такую реакцию: «А ты кто такая?!» Этот раздражитель совершенно одинаково действует на матерей. И даже за безобидным по форме: «Можете не разуваться!» – кроется всё та же донельзя обидная суть.