Естественные эксперименты в истории

Наконец, Пруссия хоть и провела после 1807 года масштабные реформы, но почти не вносила изменений в институциональный режим, созданный французами на западе Германии[360]. Вот как обобщает ситуацию Герберт Фишер:

Аграрные реформы эпохи Революции, Консульства и Империи едва ли имели время полностью проявиться где-либо, кроме рейнских провинций. <…> В самом деле, за исключением одного обстоятельства, которое само по себе связано с успехом Наполеона, нет никаких сомнений в том, что французское управление было бы по всей Германии свергнуто. <…> Этим обстоятельством было прусское аграрное законодательство Штейна и Гарденберга. <…> Реформы этих двух государственных деятелей стали первым ударом по системе, которую защищала одна из самых жестких и упрямых аристократий в Европе. <…> Если бы Пруссия не взяла в свои руки реформу собственной системы землепользования, у любого французского порядка было бы мало шансов выстоять. А вышло так, что в 1815 году Пруссия получила Герцогство Позен, Герцогство Берг и часть Рейнланда, и прусскому правительству хватило сил игнорировать призывы дворянства к восстановлению феодального строя. В этих провинциях <…> стрелки часов не стали переводить назад[361].

Эти свидетельства предполагают, что экономические характеристики территорий не играли никакой роли при определении того, какие регионы Пруссия получит в Вене. Кроме того, Пруссия не стала специальным образом отменять институциональные реформы, внедренные французами. Наоборот, поскольку она сама начала масштабные перемены, а также потому, что ей пришлось контролировать эти новые территории — а отмена французских реформ означала бы усиление власти местного дворянства, — прусские власти не тронули эти реформы[362]. Наконец, может ли быть, что обнаруженные нами на рис. 7.1 и 7.2 закономерности в показателях урбанизации представляют собой результат прямого влияния начавшегося после 1815 года прусского господства? Ответ на этот вопрос отрицателен, поскольку обширная часть Пруссии находится в группе территорий, которые не были оккупированы французами. Так что после 1815 года относительный экономический подъем испытала не Пруссия как таковая, а именно те ее области, в которых были проведены французские реформы. Подведем итог: исторические факты действительно свидетельствуют о том, что французскую интервенцию и реформу институтов в Германии можно считать естественным экспериментом над любой из двух рассмотренных нами экспериментальных групп.

Институциональные реформы в германских землях

Германия пережила две волны институциональных реформ: первая, с приходом революционных французских армий, затронула только Рейнланд; вторая, при Наполеоне, накрыла большую часть Северной Германии, где завоевателем были созданы государства-сателлиты[363]. Как мы уже отмечали ранее, эти процессы привели к реформам во многих других немецких землях, хотя некоторые регионы, такие как Саксония или Мекленбург, практически не были ими затронуты. Теперь мы попытаемся определить и измерить масштаб социальных и экономических реформ, проведенных в начале XIX века, сравнив (1) территории, которыми непосредственно управляла Франция или наполеоновские государства-сателлиты (и те и другие затем перешли под контроль Пруссии); (2) территории, после Венского конгресса оказавшиеся под властью мелких реакционных правителей; и (3) государства, которые не испытали на себе никакого непосредственного влияния наполеоновского режима, если не считать вынужденной оборонительной модернизации.