Я поняла, что слова, которые она говорила, были теми, что ей, вероятно, кто-то говорил раньше. Я поняла, что если спрошу ее, откуда она знает мою маму, то она будет бить меня снова и снова.
Я поняла, что после этого не смогла бы подняться.
— Я жду ответа, когда разговариваю с тобой, Кэсси. Тебя воспитали не в сарае.
— Я понимаю, — сказала я, замечая ее выбор слов, с почти материнским тоном голоса. Я думала, что Н. О. мужчина. Я думала, что когда Н. О. убивает женщин, то его мотивирует сексуальное влечение. Но агент Локк была той, кто научил меня, что когда ты меняешь одну догадку, то меняется вся картина.
Она практически сказала мне, что она убийца, и это пролетело прямо мимо моих ушей, потому что я доверяла ей, потому что, если мотивация Н. О. не была сексуальной, если он не убивал свою жену или маму, или девушку, которая его отвергла, снова и снова, если
— Окей, малышка, давай продолжим шоу по дороге, — Локк звучала так обыденно, что было трудно вспомнить о том, что у нее в руке пистолет. — У меня есть подарок для тебя. Я собираюсь пойти за ним. Если ты шевельнешься, пока я буду в отлучке или если ты моргнешь, я пущу пулю тебе в колено, и оставлю тебя на волоске от смерти, а потом загоню пулу в голову твоего любимого.
Она указала на Дина. Он был без сознания, но жив. А Майкл…
Я даже не могла смотреть на тело Майкла, лежащее на полу.
— Я не пошевелюсь.
Она отошла лишь на секунду. Я сделала маленький шаг к отброшенному пистолету Майкла и застыла, потому что знала — наша похитительница говорит правду. Она убьет Дина. Она навредит мне.
Даже колебание на секунду было слишком долгим, и через мгновение Локк вернулась — и она была не одна.
— Пожалуйста, не трогайте меня. Пожалуйста. У моего отца есть деньги. Он даст вам все, что вы хотите, только, пожалуйста, не…
Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это Женевьев Ридгертон. На ее плечах и шее были уродливые порезы. Ее лицо опухло, что мешало узнаванию, а на ее лбу была застывшая кровь. Кожа вокруг ее губ покраснела, как будто ей только что отклеили скотч ото рта. Она захныкала, и звук вышел чем-то средним между бульканьем и стоном.
— Я говорила тебе однажды, — начала агент Локк с ножом в руке и широкой улыбкой на лице, — что я была Естественной лишь в одном.
Я попыталась вспомнить перемену, одну из первых вещей, которые она когда-либо говорила мне, озорной блеск в ее глазах. Я предположила, что она говорила о сексе — но беспомощный, безнадежный взгляд в глаза Женевьев оставлял мало сомнений в так называемом «даре» Локк.
Пытки.
Увечья.
Смерть.
Она считает себя Естественным убийцей, и она ждала, что я скажу что-нибудь. Ожидала, что я похвалю ее работу.
— Когда мы впервые встретились, — сказала я, надеясь, что выражение моего лица достаточно серьезное, достаточно невинное чтобы угодить ей, — когда ты сказала, что ты Естественная лишь в одном, но ты также сказала, что не расскажешь об этом, пока мне не исполниться двадцать один.
Локк выглядела искреннее довольной тем, что я запомнила.
— Это было до того, как я узнала тебя, — сказала она. — До того, как я поняла, насколько ты похожа на меня. Я знала, что ты дочь Лорелай. Конечно, я знала — я была той, кто ввел тебя в систему. Я рассказала о тебе Бриггсу. Я привела тебя сюда, потому что ты дочь Лорелай, но когда я начала работать с тобой…
В ее глаза появился одержимый блеск, как у невесты или у беременной женщины, с переполняющим счастьем.
— Ты была моей, Кэсси. Ты принадлежала мне. Я думала, что дождусь, пока ты повзрослеешь, пока ты будешь готова, но ты готова
Она грубо поставила Женевьев на колени. Девушка рухнула на них, ее тело тряслось, ее ужас висел в воздухе. Локк заметила то, что я смотрю на Женевьев и улыбнулась.
— Я привела ее для тебя.
Пистолет все еще в ее правой руке, Локк держит нож в левой, зажав рукоятку в кулаке. Ее взгляд полон надежды, уязвимости, голода.
Локк не хочет убивать меня — или может, хочет, но ей нужно больше. Она хочет, чтобы я взяла нож. Она хочет, чтобы я перерезала глотку Женевьев. Она хочет, чтобы я была ее протеже во всех смыслах.
— Возьми нож.
Я взяла нож. Я взглянула на пистолет, который все еще был в ее руке, направленный на мою голову.