Естественные причины

— Вскрытие подтвердило, что его убили и что причина смерти — потеря крови. Я еще жду результатов токсикологической экспертизы — убийца наверняка использовал сильный обезболивающий препарат. Одно это должно сократить круг подозреваемых. Дагвид занимается опросами. Я с ним еще не успел переговорить.

— Хорошо. На утреннем совещании сведем все воедино. Но я прошу вас по возможности не отвлекаться от дела Смайта. След к убийце вашей девушки наверняка остыл за шестьдесят лет.

В словах Макинтайр, конечно, был смысл: куда важнее задержать убийцу, который нанес удар всего сутки назад. Почему же Маклину казалось, что следует сосредоточиться на убийстве девушки? Потому что не нравится сотрудничать с Дагвидом? Инспектор подавил зевоту и отвел взгляд от груды дел, взывающих к срочному рассмотрению: заявления о сверхурочных и отчеты о расходах, требующие его одобрения для включения в квартальный бюджет. Маклин потянулся к документам, но Макинтайр перехватила его руку. Мягкая ладонь держала на удивление крепко.

— Идите домой, Тони. Вам нужно выспаться. К утру голова будет свежее.

— Это приказ, мэм?

— Да, инспектор, приказ.

11

В голове сумятица. Незнакомый город, непонятный грубый язык. Ему плохо, насквозь плохо. Рваное дыхание дерет горло, в груди горит. Прежде он был сильным — это он помнит, хоть и не может вспомнить собственного имени. Прежде он мог зараз перенести дюжину снопов, под жарким солнцем за полдня убрать целое поле. Теперь спина у него горбится, ноги ослабели и заплетаются. Когда он успел стать таким же старым, как отец? Куда подевалась целая жизнь?

Из соседнего здания слышен шум. Сквозь матовые стекла в высоких окнах видны цветные тени людей. Входная дверь распахивается настежь, из нее вываливается молодая женщина, следом еще две. Они смеются, болтают между собой на незнакомом языке. Пьяные и счастливые, они не замечают его, глядящего с другой стороны улицы. Высокие каблучки выстукивают по мостовой, короткие юбки вздергиваются, открывая дряблые белые ляжки.

В памяти мелькают образы. Кто-то совершает страшные дела. Белая кожа, вскрытая острым ножом. Края разреза наливаются кровью. Гнев на давнюю несправедливость. Внизу что-то темное, влажное, скользкое. Это не его воспоминания. А может и его. Он уже не знает, где настоящее.

Теплый воздух — тяжелое влажное одеяло под темным ночным небом. Оранжевые огни фонарей отражаются в тусклых облаках, заливают все адским свечением. Он взмок от пота, в голове бьется пульс. В горле вдруг становится сухо — он понимает, что за здание стоит через дорогу.

Он открывает тяжелую дверь, и в грудь волной бьет шум, в ноздри ударяет запах немытых тел, дезодорантов, духов, еды и пива. Людей сотни, они сидят, стоят, перекликаются сквозь наполняющую воздух немелодичную музыку. Он расталкивает толпу, но никто его как будто не замечает.

Он смотрит на свои ладони — такие знакомые. Эти руки строили стены, ласкали любимых, держали младенца, чье имя он забыл так же, как свое. На этих руках запеклась кровь, забилась в складки, засохла под ногтями. Эти руки орудовали ножом. Ножом, который сотворил ужасное с другим человеком. Эти руки вершили месть за все, что сделали с ним и его родом.

Он видит указатель — единственная мелочь, понятная ему в незнакомом месте. Что это? Болезнь подкосила его или ужасные воспоминания, заполонившие разум и пригнавшие его сюда? Так или иначе, он в туалете, скрючился над унитазом. Рвотные спазмы. Сухие позывы, в желудке пусто.

Он отрывает кусок бумаги, вытирает лицо и руки, спускает воду, выпрямляется. Мир угрожающе накренился. Он задыхается от непонимания. Кругом много людей, все смеются над ним, окружают, как драчуны на школьном дворе. Мысли путаются, он помнит лишь ужасное ощущение ножа в руке, силы, наполнявшей его при каждом ударе, праведной ярости. Он снова чувствует тяжесть рукояти в ладони.

Они уже не смеются. В туалете становится тихо. Смолкла зудящая музыка за стеной. Он оглядывается и впервые замечает перед собой длинное зеркало. Глаза ему застилают встающие в мыслях образы. Сквозь них он смутно видит отражение незнакомого мужчины. Тощий, изможденный, в грязной изорванной одежде, с колтунами седых волос. Он в завороженном страхе смотрит, как мужчина протягивает руку. В кулаке его зажат короткий нож, лезвие повернуто внутрь, к подставленному горлу. «Один раз я уже это сделал», — думает он и ощущает долгожданное прикосновение холодной стали.

Кровь брызжет на зеркало.

12

На следующее утро в участке царила суматоха.

После карри навынос и раннего отбоя Маклин чувствовал себя куда лучше. Он пришел за полчаса до начала утреннего брифинга и надеялся за это время разобрать скопившиеся бумаги. Из главного следственного кабинета доносился громовой голос Дагвида:

— Великолепно! Понаехали тут всякие психи…

Маклин осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Именно в этот момент Дагвид отвлекся от разговора с двумя сержантами.

— А, инспектор Маклин! Хорошо, что явился пораньше. Поможешь здесь прибрать.

— Что прибрать, сэр?