Когда ливни прекратились, земля высохла, а количество заболевших постепенно начало сокращаться, я вздохнула с облечением: скоро это закончится, все станет как прежде. Но что не давало мне покоя — угрюмое изможденное лицо Адаже. Он мало ел и спал в эти дни, но его настроение стремительно ухудшалось не от физической усталости, а от морального давления, что он испытывал каждый раз, когда из его рук ускользала жизнь, что он так старался сохранить. Первое время я злилась на него за то, что он игнорировал некоторых пострадавших, даже не пытаясь помочь им, но смягчилась, когда поняла истинную причину его жестокой позиции. Время в его работе играло большую роль, и он не хотел тратить его на тех, кого не сможет излечить, сколько бы ни затратил сил и лекарств. Избирательность была необходима лекарю, чтобы успеть спасти того, у кого был шанс пережить эту схватку со смертью. Но и его опыта порой было недостаточно, чтобы удержать ослабших, утомленных вечной борьбой людей. Временами казалось, что до выздоровления осталось всего ничего, но болезнь внезапно наносила свой коварный удар и пожирала несчастных за считанные дни. Каждую смерть Адаже принимал на свой счет. Его лицо мрачнело все больше, и, когда в районе наступили тихие дни, от привычного спокойствия лекаря не осталось и следа: за этот период умерло семь пациентов, чье выздоровление не вызывало у Адаже ни капли сомнения, и еще больше тех, кому он не ставил уверенных прогнозов. Среди погибших оказались Лайна и Нирон. Мальчика сожгло заживо собственное тело. Лайна ничего не могла сделать: она бредила в лихорадке и не могла заметить плачевного состояния сына. Она чудом выкарабкалась из лап болезни, но слабая чуткая душа не выдержала утраты смысла ее жизни. Когда мы с Адаже пришли к ним в дом на регулярный осмотр, доктор констатировал смерть обоих. Мать умерла от разрыва сердца.
Мне стоило стыдиться облегчения, что я испытала, когда увидела их бледные лица, но я не могла побороть этого низкого омерзительного чувства. Мысли о том, сколько боли они испытали и сколько им еще предстояло, не отпускали меня до того рокового дня. Болезнь сильно подкосила Лайну, даже выздоровление не избавило бы ее от мучительных осложнений. Она могла остаться инвалидом и в любом случае уже не протянула бы достаточно долго, чтобы увидеть взросление сына. Нирон был вынужден повзрослеть слишком рано, чтобы суметь выжить самостоятельно в этом жестоком мире. Адаже всеми силами старался излечить мать, но уже дал мне понять, что заберет мальчика себе, если она не выкарабкается. Вместо хороших новостей в их бедном доме нас ждали хладные трупы. В тот день я лишилась всяких чувств. Я запрещала себе думать о них, пока мы кружили по улицам и домам убежища в вечной борьбе за жизнь выживших, и только глубокой ночью, услышав размеренное дыхание Адаже, позволила себе залиться слезами. Разрывающая изнутри боль стекала по щекам вместе с солеными каплями, пропитав мою подушку, но так же, как и слезы, высохла к утру, оставив за собой лишь глухое напоминание — новый рубец на душе. Горечь сменилась смирением.
Адаже переживал случившееся как собственную ошибку и долго не мог прийти в себя. Я уже заметила эту существенную разницу между нами: пока я переживала за живых, лекарь болезненно отпускал мертвых. Чувство вины держало его за горло мертвой хваткой, стремительно выпивало силы, и, кажется, готово было вот-вот иссушить его. Но когда мне казалось, что он достиг своего предела и вскоре упадет без сил под тяжестью совести, Адаже будто воскресал со своей неизменной мантрой: «я должен спасти того, кого могу спасти» — и продолжал работать с еще большим усердием.
Сегодня было первое утро, когда мы могли позавтракать спокойно. Эпидемия постепенно сходила на нет, вскоре жизнь в убежище вернется в привычный ритм. Как объяснил Адаже, все не закончилось бы так быстро, не среагируй Гончие на ситуацию. Я и сама прекрасно это понимала. Каким бы хорошим врачом ни был Адаже, но в одиночку справиться с целым районом невозможно даже при полном отсутствии сна. В спальном комплексе для рабочих Гончие открыли пункт помощи пострадавшим и лечили изможденных жителей под надежным руководством Глиссаде. На время открылся второй пункт выдачи пайков, порции стали несколько больше, Гончие работали быстро, перестав издеваться над просящими пищи. Я не видела командира, но мысленно была благодарна Заксену за оперативное вмешательство. Уверена, именно он дал распоряжение начать активные действия. Больше-то и некому. Адаже не дал мне размечтаться и напомнил о том, что большое количество трупов лишь стало бы источником по-настоящему тяжелой инфекции. Врачей внизу слишком мало, без вмешательства сверху решить эту ситуацию не представлялось возможным. Что бы я себе ни думала, Заксен был вынужден подавить болезнь, пока она не нанесла серьезного ущерба Гончим и самому командиру. Мне же уже не важны причины. Достаточно и того, что весь этот кошмар наконец закончился.