Естественный обмен

— Лена, успокойся! Пожалуйста... — она хочет взять меня за плечи и притянуть к себе, но я отмахиваюсь от её протянутых рук. — Лена, там...

— Да плевать мне, что там! Мне плевать! Езжай, куда хочешь! Мне плевать!...

— Ленка, чтоб тебя! Послушай! — Катя снова делает попытку схватить меня за куртку, но я отскакиваю. По-моему, у меня началось что-то вроде истерики. Я вижу всё расплывчато и как-то нереально, словно сон.

— Не хочу слушать! Не буду! — кричу, как маленький капризный ребёнок.

— Бл*, там...! Отойди от дороги!

Но... поздно, слишком поздно я оглянулась и увидела, как снегоуборочная машина проезжает мимо, посыпая меня грязным снегом пополам с песком. Вот теперь я точно ни хрена не вижу.

Возмущённо отплёвываюсь, на зубах скрипит песок, на сердце — скребут кошки. Я вся грязная, беспомощная, жалкая... Хочется плакать. Я без сил падаю на колени и обнимаю себя за плечи — крепко, пытаясь унять боль и разочарование.

Лена подошла ко мне и то ли платком, то ли салфеткой стёрла грязь с моего лица, стряхнула, сколько смогла, снега с одежды и, сев рядом, крепко обняла.

— Только не давай мне смотреться в зеркало, пока не придём домой и я не помоюсь.

— Угу.

Я захожу в Катину комнату и содрогаюсь от холода, а она сидит на подоконнике с открытым настежь окном и смотрит на падающий снег.

— Бр-р-р, у меня обои отклеятся при такой температуре! — подхожу к ней и обнимаю за талию, засовывая руки под её большой домашний свитер, и чувствую тепло ставшего таким родным тела.

— Не отклеятся, — опять этот равнодушный тон. Катины глаза широко распахнуты, кажется, что внешним холодом она стремиться заморозить свои чувства, эмоции, боль.

— Отклеятся, — упрямо продолжаю глупый спор, — ты уедешь, а мне что? Ремонт делать прикажешь?

— Я заплачу, если будет надо.

— А я заплАчу, даже если будет не надо.

Катя чуть улыбается и ласково треплет мне волосы, легонько почесав за ушком. Странно, но мне хочется одновременно мурлыкать и плакать.

— Вот уедешь и забудешь, — говорю несколько обиженным тоном, но так, чтобы она уловила серьёзные нотки в моём голосе. Для меня это действительно важно.

— Не забуду.

— Забудешь, я тебя немного уже знаю. Ты не из тех, кто пишет письма.

— Хочешь, я заведу в Интернете дневник и каждый день буду туда писать, чтобы ты знала, что со мной и как?

— Нет, наверное. Я подумаю. Не хочу, чтобы ты делала это ради меня. Дневник — это что-то личное и зачастую только для себя.

— Будем в аське переписываться?

— Нет. Так ещё больнее будет.

— Что же ты от меня хочешь?! — раздражённо.

— Да хотя бы того, чтобы ты заткнулась, — говорю и прижимаюсь головой к её животу, пряча слёзы. Не могу больше говорить — в горле першит.

Я, всё ещё крепко прижимаясь к Кате, смотрю сквозь слёзы в открытое окно. Дикое сочетание тепла и холода. Но так гораздо лучше — когда смотришь в серое небо, кажется, что боль не может быть бесконечной...

Новый Год мы встретили несколько странно: сначала долго сидели, обнявшись в квартире, потом ходили по городу, встречали толпы счастливых людей, радостно запускающих фейерверки. Стали свидетелем, как вроде бы взрослый на вид мужчина отправил ракету прямиком в чьё-то окно. А потом сломя голову пробежал мимо нас с весёлой улыбкой. Вслед ему неслись проклятья.

Мы почти не говорили — устали от слов. И так всё понятно. Просто ловили счастье, глотали его, не боясь подавиться, потому что запивали слишком большие куски слезами. Так легче.

— Проводишь?

— Нет. Не хочу.

— Ладно. Тогда до встречи, — Катя улыбается и мимолётно целует меня в губы.

— Прощай, — закрываю дверь... Конец?

Захожу в комнату и сажусь на подоконник, стараясь не смотреть вниз, потому что и так слышно, как хлопает дверь такси и, пробуксовав колёсами, машина уезжает. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу — зима навеки моё время года.

Звонит мобильный, я недовольно достаю его из кармана джинс и прижимаю, не глядя, к уху:

— Да?

— Ленка! Привет! С прошедшим тебя! Прости, что не позвонила раньше — связи вообще не было! Скоро приеду...

Поговорив ещё пару минут, я устало кидаю мобильный на кровать — жизнь возвращается в прежнее русло. Снег падает несмотря ни на что, планета не остановилось, а сердце всё так же гоняет кровь по венам. Смешно? Смешно...

Мобильный звонит снова, а я задумчиво смотрю на мигающий экран — подходить, не подходить? На седьмом звонке вскакиваю и кидаюсь к телефону:

— Катя?! — и почему я решаю, что это она?

— Нет. Это Эрик. Эрик Вильсон.

— А-а-а, здравствуйте.

— Вижу, что вы мне не рады, — чуть насмешливый голос невольно вызывает у меня улыбку.

— Да нет.

— Обожаю этот чисто женский ответ: «Да нет». Понимай, что называется, как душе угодно. Но не суть. Я звоню сказать, что фотографии готовы, и я могу отдать вам их хоть сейчас. Что скажете?

— Давайте сейчас! И, если не трудно, то как можно быстрее. У меня мало времени!

— Хорошо, — Эрик удивлён, но в целом доволен моей реакцией — его всё это, видно, забавляет.