Естественный обмен

— Катя, тебе хоть нравится или спишь с открытыми глазами? — я стараюсь говорить шутливым тоном, показывая тем самым, что она может говорить правду. Я не обижусь, ведь так даже лучше, если у людей отличающиеся взгляды и мнения. Можно поговорить, поспорить, потом помириться и весело посмеяться — всё это проявления жизни, то, что заставляет нас дышать, отличая от роботов и потерявших свою душу нелюдей.

— Ну, кое-что нравиться, а кое-что не очень, — Катя отвечает уклончиво, но я не отстаю.

— Что именно нравиться? Покажи.

Катя чуть ли не наугад указывает на ближайшую фотографию, на которой был изображён взъерошенный воробей. Потом более внимательнее смотрит и ухмыляется:

— А ведь действительно нравиться, — говорит тихо, еле слышно.

Я радуюсь и в порыве чувств быстро целую её в щёчку. А захотелось мне, вот и всё!

— Хм, а мне ещё тогда вон та, та и во-о-о-н та нравятся! — говорит и многозначительно так смотрит.

— Я рада за тебя! — врёт ведь, сволочь, и не краснеет. Зато я краснею за нас двоих.

Быстро перевожу тему:

— Ты хотела меня о чём-то попросить? О чём?

Теперь настала очередь Кати отводить глаза:

— Помнишь, я говорила, что у меня мама приехала? — дождавшись моего кивка, она продолжает: — Так вот... Я, конечно, её люблю и знаю, что и она меня любит. Но... Иногда общение с ней даётся мне слишком тяжело, особенно, если мы говорим с ней один на один. Ну и...

— И?

— Не хочешь завтра ко мне в гости сходить? — Катя волнуется, по глазам вижу.

— Хочу!

Она облегчённо вздыхает, и мы идём дальше. Я подробно расспрашиваю Катю о её матери, стараясь заочно узнать получше человека, чтобы не наделать глупостей.

— Ладно. Ну не съест она меня в самом деле! — я решаю закончить трепать нервы и себе, и Кате. Будь, что будет!

— Это как посмотреть... — Катя говорит в сторону, а я шумно сглатываю. На что я подписалась?!

Мы идём дальше, в секцию, посвящённую людям.

— Знаешь, я немного завидую этим людям.

— Каким? — Катя недоумённо на меня смотрит.

— На фотографиях. О них будут помнить. Люди склонны всё забывать, а у них есть возможность навсегда войти в историю, если фотограф окажется по-настоящему гениальным. Но и это не главное. Ты только посмотри! Вон парашютист, а там девушка на берегу моря. А вон там взрослые прыгают на батуте. Они счастливы по-своему. Они все живые на этих фотографиях и останутся таким ещё очень и очень долго.

— А ты хотела бы попробовать что-нибудь, что изображено на этих фотографиях? — Катя смотрит на меня серьёзно, но в глазах её горит азарт и странная обречённость.

— Наверное, а что?

Она кивком указывает на фотографию, к которой мы только что подошли.

Хм, на ней две девушки, на мосту, целуются, а весь мир вокруг размыт и как бы проносится мимо. Есть только они.

У меня замирает сердце, когда Катя мягко обнимает меня и заставляет повернуться к ней. Низ живота наполняется огнём и дыханье перехватывает. Смотрю в её глаза и... первой наклоняюсь Кате на встречу.

Чувствую её губы, язык, руки. Мы улыбаемся, почти смеёмся. Я чувствую почти детский восторг, играю с ней, Катя отвечает тем же. Всё моё существо заливается смехом, хочется кричать о своём счастье, но губы заняты, поэтому приходится держаться. Только бы ещё секунду чувствовать её!

Дыхания уже давно не хватает, сердце бьётся как сумасшедшее, мы прерываем поцелуй, чтобы немного вздохнуть. Я тяжело и глубоко дышу от страсти, желания, и в мыслях творится страшный сумбур. Я хочу ещё, и в её глазах я вижу своё отраженье. Улыбаюсь — она прекрасна. Боги, что мы наделали?!

Вдруг два раза вспыхивает вспышка фотоаппарата, и мы синхронно поворачиваем головы на источник раздражения. Им оказывается мужчина среднего возраста, с аккуратной бородкой, в дорогом светло-бежевом костюме. Он снова нас фотографирует и обезоруживающе улыбается:

— Девушки! Простите меня, пожалуйста! Я не мог не сфотографировать вас!

— А вы кто такой? — Катя говорит так, что на месте мужчины я бы давно уже убежала.

— Это моя выставка. Я Эрик Вильсон, — сейчас он больше походил на мальчишку-шалопая, чем на модного фотографа. Я его сразу простила, когда он ещё и грустно улыбнулся, и спросил:

— Вы сильно сердитесь? Если хотите, я сотру эти фотографии, но сделаю это с огромным сожалением и скрепя сердце.

— Катюшь, не злись. Может, сначала посмотрим, что получилось?

— Ладно, — Катя сдаётся, но по-прежнему холодно смотрит на Эрика.

Эрик весь сияет и радостно, словно ребёнок, получивший бесплатную шоколадку, говорит:

— Можно ваш номер телефона — я позвоню, когда фотографии будут готовы.

Ага, ага, я готова ему ещё и адрес продиктовать, но одёргиваю себя из-за недовольного взгляда Кати. Обменявшись номерами, мы распрощались. Я провожаю его взглядом — замечательный человек, живой!

— Нахал.

— А мне понравился! Такая улыбка милая, — я вижу, Катя злится и нервничает.

— Не вижу ничего милого! — Катя обняла меня и сказала очень ласковым голосом: — Может, домой поедем?

— Ты меня уже ревнуешь? — я рассмеялась и чмокнула её в носик.