Не слушая ничего, молча надевает мне на ноги кроссовки, одёргивает джинсы, стряхивая с них застывшую грязь и соль, снимает с вешалки курточку — накидывает на плечи. С полки берёт мою любимую кепку, натягивает по самые глаза, потом неожиданно мягко целует в щёчку, ласково говорит:
— Пойдём, я кое-что видела вчера, что до сих пор сердце не на месте.
— И что? — спрашиваю, закрывая за нами дверь квартиры. — Разве это повод начать курить?
— Нет, — отвечают мне опять с усмешкой, и, проходя мимо мусорки, я удовлетворённо замечаю, что она выбросила так и не начатую пачку сигарет.
***
Мы идём по лужам, иногда перепрыгивая особо глубокие непроходимые участки, солнце хоть и светит ярко прямо в глаза, но мало греет. Не знаю почему, но у меня действительно хорошее настроение. Возможно, всё дело в том, что ноги у меня безнадёжно промокли, видно, рано ходить в кроссовках, от солнца слезятся глаза, как будто я плачу по кому-то, грущу о чём-то, но на сердце одновременно и тревожно, и по-весеннему легко...
Впереди меня на полшага идёт она, крепко держа за ладонь, словно я могу потеряться или просто являюсь единственным ей реально близким человеком. Так же постоянно трёт слезящиеся глаза, хмурится, сосредоточено ищет дорогу сквозь море талого весеннего льда...
Не выдержав, весело смеюсь.
— Что такое? — недоумённо, слегка неуверенно улыбается, вопросительно изгибает аккуратную бровь. — Ты чего смеёшься?
— Да мы с тобой на чёрти кого похожи! Прёмся, как танки на баррикады, расталкивая всех, глаза у обеих красные, да и вообще такой вид, будто мы идём спасать мир или подвиги совершать, — пробую объяснить, что именно меня так рассмешило, но не могу подобрать слова. Правда, каким-то образом она всё понимает:
— Ладно, ты права, просто... Увидишь, поймёшь. Тут недолго осталось уже.
Минут через пять останавливаемся у обшарпанного угла дома.
— Вот, смотри, — она указывает на старушку, что продаёт цветы рядом с остановкой, постоянно ёжащуюся от карающего только её уставшее сердце холода, горбящуюся — ведь не в силах уже держать спину прямо. — Вчера, я, когда гуляла, то случайно вышла на этой остановке. И как раз застала премерзкий момент... Там парень покупал цветы, для девушки, стоявшей с ним рядом. А она вся такая... ну, такая...
Нервно взмахнув руками, она прислоняется к стене, горько посмотрев из-под лохматой чёлки:
— Как объяснить-то... Вся такая из себя, вот. Это, наверное, самое верное определение... Высокомерно вздёрнутые брови, нос горбинкой, на пальцах не ногти, а когти, да ещё и в чёрный покрашенные. Чистая ведьма с примесью гламура. Презрение в глазах. Да и парень рядом с ней тоже хорош: слуга, потерявший голову, покорный, жалкий, но... Не плохой, просто сошедший с ума от любви. У них то ли спор какой был, то ли ещё что-то, но этот несчастный мальчик, что-то доказывая, либо таким образом прося прощения, обратился к старушке, с просьбой выбрать самые лучшие цветы для самой прекрасной девушки.
Закрыв глаза, тихим, хриплым голосом продолжает свой рассказ, а я стою и смотрю на залитую светом остановку, пытаясь представить то, что произошло здесь вчера:
— Старушка эта тут же засуетилась, начала выбирать действительно красивые — лично мне такие бы понравились. Со словами: «Я их сама вырастила», — протянула букет пареньку, тот, не глядя, заплатил, схватил букет и протянул его девушке, пренебрежительно смотрящей куда-то в сторону.
«Возьми, — говорил он. — Я тебя люблю! Будь со мной!»
А увидев её язвительную ухмылку, прикусил губу (я видела! До крови даже!), с трудом, но продолжил:
«Тогда, молю, прошу, позволь быть рядом... Просто быть.»
И девушка, знаешь, так мило улыбнулась ему, потрепала по голове, заставив парня окаменеть, взяла букет из его рук и... Кинула цветы на дорогу, покачала головой, холодно обронив на прощанье: «Всегда ненавидела как цветы, так и тебя», — потом развернулась, ушла.
Парень не смог даже ничего сказать, хотя, чувствовалось, что хотел закричать. И...безвольно пошёл за ней.
Но больше всего меня поразила не эта жалкая трагедия, а глаза старушки, смотрящей, как цветы, которые она с любовью выращивала, собирала самый прекрасный букет для самой прекрасной девушки с искренней заботой, так — эти цветы через пару мгновений раздавил, разорвал, убил подъехавший по расписанию автобус... По моему, бабушка даже заплакала. От этого мне... На душе осадок остался, будто я сама её боль почувствовала. Понимаешь?
Она открывает глаза, вырывая себя из воспоминаний, грустно улыбается и всё старается не заплакать.
— Это глупо, знаю, но мне так больно стало... О-х-х-х! — закрыв голову руками, опускается на корточки, царапая куртку о шершавую стену чужого незнакомого дома. — Я такая глупая! Прости, наверное, это просто весна, нервное....
Я ничего не говорю, а просто направляюсь к остановке, подхожу к той самой старушке, да и искренне прошу:
— Бабушка, не могли бы вы выбрать самые лучшие цветы для действительно самой прекрасной девушки?