У разных писателей красота и — шире — преэстетическая аффирмативность слова играют разную роль в достижении общего художественного эффекта от произведения. Для кого-то более важны «темы и положения», для кого-то — сама речь, а кто-то стремится к синергетическому эффекту от взаимодействия преэстетической силы слова и образа. Но если посмотреть на литературу в целом, то обнаружится, что прозаик делает больший акцент на предмете описания, а поэт — на языке описания. Поэт в большей мере, чем беллетрист, нацелен на эстетическое обыгрывание красоты языка, он может делать предметом изображения саму фонетическую, ритмическую и смысловую мощь языка, фокусируя наше внимание на красоте и совершенстве поэтической речи.
Впрочем, утрата чувства меры в перенесении авторского (и читательского) внимания с преэстетически нагруженного содержания стихотворного произведения на поэтический язык, в котором интенсифицируются или семантика, или фонетика, приводит к разрушению эстетической природы поэтического творчества и превращает его в экспериментальную практику, в лабораторные опыты над языком. Эти опыты могут быть плодотворны с познавательной и технической стороны (например, для техники стихосложения), но нередко они уводят автора и читателя в сторону от эстетической деятельности.